Боги грядущего

Но сильнее всех произошедшее подействовало, как ни странно, на самого Головню. Он вернулся в жилище отрешенный, швырнул в сторону рукавицы, стянул колпак и, плюхнувшись на шкуру, остановившимся взором уставился на огонь. Пальцы его то и дело сжимались в кулаки, он сопел и повторял вполголоса: «Сечь, сечь… без пощады».

Заряника робко подползла к нему на коленках, обхватила его ноги.

— Господин, не отдавай меня им.

Головня посмотрел на нее больным взглядом.

— Дура, кому ты нужна…

А Искра, ступив следом в жилище, усмехнулась:

— Ну что, попил кровушки? Хватит тебе на сегодня?

Головня вскочил, подбежал к ней, схватил за локти.

— Ты-то, ты-то куда… Все ненавидят, все, но ты… Почему? Как? Думал, со мной будешь, а ты… Эх, Искра…

Она отшатнулась, в изумлении воззрившись на него. Не ярость была в его глазах, но скорбь. Этот покореженный жизнью, изломанный человек вдруг на мгновение сбросил с себя маску боговдохновенного вождя и обнажил душу — всю в мучительных корчах, рвущуюся в клочки, безмолвно кричащую в тоске. Но мелькнув едва ощутимо, душа тут же спряталась вновь, исчезла, будто крот в норе, и теперь это опять был великий вождь — несокрушимый как скала. И он процедил, отпуская ее руки:

— Тебе не остановить меня. Никому не остановить. За мною — судьба. За мною — правда.

— Видела я твою правду…

— Ничего ты не видела. А как увидишь — поздно будет, всем башки поотшибаю. Мнится тебе, не знаю я, о чем ты с Рдяницей сговариваешься? Все знаю! Но прощаю — ради тебя, ради прошлого нашего, ради наследника. Однако ж, терпение мое не беспредельно.

В сумраке жилища, едва освещенный тлеющим очагом, Головня казался сгустком тьмы, демоном, скрутившимся из дыма. А из-за спины его, по-детски подтянув колени к подбородку и обхватив ноги руками, таращила глазенки маленькая волчица — пока еще неопасная, с хрупкими зубками, но уже себе на уме, уже с хитрецой и завистью, уже смотревшая на Искру не как на хозяйку, а как на соперницу.

Искра погладила себя по тугому животу. Сказала примирительно:

— Неужто думаешь, я не хочу добра своему первенцу? Мне ли ненавидеть тебя — отца моего ребенка? Ты будешь уважаем, и он будет уважаем. Тебя осрамят, и на него вечный позор ляжет.

Головня озадаченно глянул на нее, отошел, подсел к очагу. Задумался. Заряника вопросительно посмотрела на него, ждала приказаний, но вождь молчал. Тогда Искра, утверждая свое торжество, велела служанке:

— Подкинь-ка, милая, дров в огонь. Да выметайся — не нужна ты сегодня. Погуляй со своими.

Заряника в нерешительности опять посмотрела на вождя. Тот безмолвствовал. Тогда девка вскочила и, набросив колпак, выбежала наружу за поленьями. Искра уселась напротив супруга, вздохнула.

— Отчего мы перестали понимать друг друга, Головня?

Тот пожал плечами, не сводя взора с костра. Искра продолжала:

— Ты слишком ретив, хватаешь через край. Так нельзя. Надо быть сдержаннее.

Головня лукаво посмотрел на нее, ядовито раздвинул уголки губ.

— Скажи, любимая, а тебе тоже перепал кусок от того бедолаги?

Искра побелела.

— Ты… ты несносен!..

— Прикрыл я ваши грязные задницы, взял грех на душу, — продолжал Головня, не слушая ее. — Теперь вот и Рычаговы на меня злобятся. Все хотят меня погубить. А все почему? Совесть вашу тормошу. По правде божьей жить заставляю. Тяну душонки к спасению. А вы плачете, как дети. Мне ли печалиться? Дети всегда плачут и злятся, особенно если их наказывают. Но без наказаний нельзя.

— Родители не обрекают своих отпрысков на смерть, — буркнула Искра.

— Да и дети на жизнь родителей не покушаются, — тут же возразил Головня.

Искра смерила его тяжелым взглядом. Открыла было рот, чтобы ответить, но тут в жилище, вся окутанная белым паром, бочком протиснулась служанка с охапкой дров в руках. Свалив поленья у костра, она стала по одному подбрасывать их в пламя. Искра сказала нетерпеливо:

— Ладно, хватит. Иди.

Заряника, поджав губы, выскользнула наружу.

— А может, и нет никакого откровения? — осторожно вопросила Искра, помедлив. — Может, все — только морок?

— Есть! — выкрикнул Головня, ударив кулаком по шкуре на полу. — Есть откровение! Иначе что же? Случайно я встретил колдунью? Случайно постиг убийство? Случайно покарал Отца? Все случайно?

— Не знаю… может быть…

Головня подался вперед, прошил жену сумасшедшим взглядом.

— Не ты — Огонь говорит это. Огонь! Не вытравить Его, не затушить. Вот Он, — Головня сплюнул в костер. — Следит за нами, беснуется в пляске, обжигает лаской. Везде и всюду. Слабы люди! Не могут устоять перед Ним. Потому и одинок я, что вокруг меня одни сопляки. Кабы был хоть один достойный… Но нет, нет достойных! Сполох нестоек, Лучина — дурак, а Косторез — размазня. Меня не будет — сожрет их Огонь. Даже ты боишься меня. Неужто тебе ближе эти людоеды, что шастают снаружи? Ответь!

— Это ты загнал их сюда, — помолчав, сказала Искра.

Головня долго смотрел на нее — помертвелым тяжелым взглядом. Потом хлопнул в ладоши и позвал:

— Пепел!

Отодвинув медвежий полог, в жилище ступил брат Заряники. Поморгал, привыкая к полумраку, хрипло произнес, опираясь ладонью на топор за поясом:

— Ты звал, вождь?