Боги грядущего

Пылан вышел вслед за ней. Рдяница приказала ему:

— Приведи сюда сучку.

Тот сначала не понял, тупо уставился на нее, но тут же смекнул и утопал, размахивая клешнятыми руками.

А Рдяница потянула носом горелый воздух и крикнула с досадой:

— Оставьте валежник, бабы. Этот уже никуда не денется. Другое у вас дело ныне — с шалавами разобраться, что ваше место заняли. Торопитесь, пока не поздно!

Те побросали хворост, загомонили наперебой:

— А и впрямь, за косы их — да в костер.

— Ну да, а тебя потом муж мордой в навоз за это.

— Небось не окунет…

Рдяница топнула ногой.

— Мужиков испугались? Лучше гнева Огненного бойтесь. Позор глаза выест!

— Эх, гори оно все синим пламенем! — выкрикнула самая отчаянная и бросилась к своему жилищу.

Рычаговских баб, визжащих и плачущих, погнали дубьем и плетками. Измывались над ними по всякому: драли за волосы, срывали одежду, царапали лица и шеи. Злорадно кричали:

— Пригрелись, лахудры? Теперь-то вам все наши слезы отольются! Света белого не взвидете!

Одна из Рычаговских баб — беременная, с длинными космами — упала на колени, громко стонала, держась за надутый живот. Ее оставили, пожалели. Но прочих не щадили: мучили с жестокой обреченностью, зная наверняка, что мужики, закончив крушить Рычаговых, не простят этого женам. И оттого лютовали еще больше.

А Рдяница, хохоча, потрясала руками и посылала проклятье вождю и всем его лизоблюдам.

— Нет больше моего и твоего. Все опять общее, как встарь. Славься, Огонь! Славься, великий Податель жизни!

Черные спутанные волосы ее падали на сморщенную грудь, старушечье лицо вытягивалось от ликования. В складках кожи на щеках мерцали капельки пота, словно яд сочился из разъятых уст.

Один из мальчишек принес ей череп Отца Огневика. Она подняла череп над собой, закричала:

— Прости нас, Отче, что бросили тебя в тяжкую годину. Грешны пред тобой и в том винимся. Предстательствуй за нас перед Огнем, Господом нашим, да смилостивится над нашими душами.

Вернулся Пылан, бросил к ее ногам скорчившуюся Зарянику.

— Что с этой делать?

Рдяница скосила суровое око на девку.

— Привяжи к шесту. И братца ее — туда же. Пусть увидят, каково злоумышлять на Артамоновых.

Сказано — сделано. Обоих Рычаговых примотали ремнями к шестам, обложили поленьями. Пепел начал бредить. Лицо его опухло, оба глаза заплыли, с разбитых губ капала кровь, щеки прочертились красными полосами. Он хрипел и кашлял, а детвора веселилась вокруг него и кидалась землей.

Потом Рдяница велела Пылану отыскать Сполохову мачеху и привязать ее тоже. Охотник справился и с этим — притащил за руку упирающуюся, визжащую женщину, прикрутил ее к третьему шесту. Прогудел:

— Постой покуда здесь, отступница.

Рдяница горделиво вышагивала перед пленниками, злорадно вещала им про карающую десницу Огня.

А в верхнем стойбище, среди несмолкаемых воплей и беснующихся факелов, затрепетал вдруг громадный костер и донесся ликующий клич: «Выкуривай сволочей!». Из сизого мрака вынеслась кобыла и помчалась к речному косогору, волоча на постромках исполосованное ранами тело охотника. Бабы с визгом шарахнулись в сторону, кто-то упал на четвереньки, кобыла же проскакала мимо шестов и полетела дальше, стремительно тая в сиреневой мути.

Рдяница тряхнула угольными патлами.

— Порезвились — и будет, бабоньки. Раздайте лопаты мерзавкам. Пусть роют яму и убираются ко Льду.

— Ты не рехнулась ли, Рдяница? — крикнули ей. — К чему тут яма? Эвон раскопов полно.

— Не болтай, а действуй. Или хочешь дождаться мужиков?

Бабы переглянулись, понимающе закивали. Измученных, расцарапанных, с выдранными волосьями Рычаговских женщин погнали за лопатами, а Рдяница подозвала к себе Пылана и, указав на Зарянику с Пеплом, приказала:

— Жги.

— Всех троих? — обомлел тот.

— Нет, нашу оставим. Ее час еще настанет.

Медовое зарево осветило избитых и чумазых женщин, роющих большую яму под присмотром Пылана и нескольких подростков. Рдяница затянула древний гимн Огню, пошла, пританцовывая, вокруг костра, радуясь истошным воплям сжигаемых.

Пришли холода,

Тепло отступило.

Всю землю темною мглою накрыло.

Поднялся Огонь на верхнее небо,

Смущенный величьем коварного Льда.

Вода затопила

Всю землю до края,

А люди кинулись в горы, желая

Избегнуть суровости лютого бога,

Чья воля их мир и родных погубила.

И изгнан Огонь.

В величьи сиянья

Он мог бы оставить людей в прозябаньи.

Но скорбь о твореньи Своем победила.

Он нам протянул для спасенья ладонь.

Я к людям вернусь,

Приду, отомщенный,

Пускай Я бессилен пока, побежденный

Обманом и яростью злобного брата,

Но часа победы Своей Я дождусь.

А вы, Мои чада,

Не падайте духом,

Хоть голос Мой ныне доносится глухо.

Но веру вы крепко в сердцах сохраните,

Не дайте волкам покуситься на стадо.

И закружилась неистовая пляска Огня, зазвучали крамольные заклинания Подателю жизни, а перепуганные и ошалевшие дочери Костореза, понукаемые обезумевшей матерью, швыряли к стопам привязанных разбитые фигурки богов и великого вождя, отрекаясь от Науки и от собственного отца.

— Прочь, прочь, скверна! — восклицали они, кладя поклоны Огню.