Убедившись, что все его попытки напасть на след этих находок путем расспросов ничего не дают, он решил раскопать первый попавшийся холм и выбрал для этой цели холм вблизи Куюнджика. Однако его выбор оказался неудачным, по крайней мере для него лично и по крайней мере в тот год, так как факт местонахождения под этим холмом дворца Ашшурбанапала (или, как его называли греки, Сарданапала) было суждено установить другому исследователю. Ботта же не нашел ничего.
Необходимо понять, что значит снова и снова приниматься за раскопки, не имея никаких доказательств своей правоты, руководствуясь лишь смутной догадкой, что значит копать день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем — и не находить ничего, кроме нескольких потрескавшихся кирпичей, покрытых знаками, которых никто не мог прочитать, да двух-трех скульптурных торсов, настолько, впрочем, изуродованных, что по ним при всем желании невозможно было составить себе представление о произведении в целом, либо же настолько примитивных, что даже человеку с самой смелой фантазией они ничего сказать не могли… И так в течение целого года.
Стоит ли удивляться тому, что, когда по истечении этого года к Ботта, не раз обманутому ложными сообщениями местных жителей, явился некий болтливый араб и принялся красочно описывать ему холм (опять холм!), где полным-полно тех самых предметов, какие ищет "франк", Ботта чуть было не выгнал его? Араб принялся ему настойчиво доказывать, что он из отдаленной деревушки и раз слышал о желании "франка", что он любит "франков" и хочет им помочь. Кирпичи, испещренные надписями, ищет он? Так их целая куча в Хорсабаде, там, где находится его деревушка! Он знает это совершенно точно, он сам сложил печку из таких кирпичей, и все в его местности издавна поступают так же.
Не в силах отделаться от араба, Ботта посылает с ним двух-трех своих людей. До того холма, о котором рассказывал араб, было не более шестнадцати километров; Ботта дал точные указания, как поступить в том случае, если… ведь, в конце концов, чем черт не шутит… То, что Ботта направил к холму эту маленькую экспедицию, сделало его имя бессмертным в истории археологии. Имя араба забыли. Именно Ботта считают первым, кто обнаружил следы древнейшей цивилизации, расцвет которой продолжался добрых две тысячи лет и которая потом, забытая всеми, более двух с половиной тысячелетий покоилась под землей.
Ровно через неделю после того, как Ботта отправил своих людей, прибыл взволнованный гонец. Он рассказал, что, едва приступив к раскопкам, они обнаружили стены, а стоило им чуть-чуть соскрести налипшую на эти стены грязь, как они увидели какие-то надписи, рисунки, рельефы, изображения диковинных зверей. Ботта вскочил на коня. Двумя часами позже он уже сидел в раскопе и срисовывал причудливые, совершенно необычные изображения крылатых зверей, фигуры бородатых людей; ничего подобного ему не приходилось видеть даже в Египте, да и вообще европейцам еще не случалось видеть подобные изображения. Через три дня он перебросил сюда из Куюнджика всех своих людей. Были пущены в ход мотыги и лопаты. Все новые и новые стены высвобождались из-под земли и мусора. Наконец наступил момент, когда Ботта мог уже не сомневаться в том, что он открыл если не всю Ниневию, то по крайней мере один из блестящих дворцов древних ассирийских царей. Наступило мгновение, когда он уже не мог больше молчать и послал телеграмму во Францию, в Париж. "Я полагаю, — с гордостью написал он, и газеты напечатали эти слова крупными буквами, — что я открыл первые изваяния и сооружения, которые с полным основанием следует отнести ко времени расцвета Ниневии".
Этот первый ассирийский дворец явился не только сенсацией для европейского мира, но и важным научным открытием. До сих пор колыбелью человечества считали Египет, ибо нигде в другом месте история цивилизации не прослеживалась так далеко в глубь веков, как в стране мумий. О Двуречье до этого сообщала лишь Библия — для науки XIX века "сборник легенд". К скупым свидетельствам древних авторов относились с большим почтением. Они представлялись более достоверными, но нередко противоречили друг другу, и сообщаемые в них даты трудно было согласовать с датами Библии.
Открытие же Ботта свидетельствовало о том, что в Двуречье действительно некогда существовала по меньшей мере такая же древняя, а если признать теперь сведения Библии достоверными, то даже еще более древняя, чем Египет, блистательная и величественная цивилизация, которая в конце концов была уничтожена огнем и мечом.