Боги и лишние. неГероический эпос

– Да они там все понимают, понимают… Но и ты пойми: если людям станет совсем плохо, они начнут искать врагов. Это или власть, или Америка, или те, кто все спиздил. На оппозицию больше не свалишь. Сурковский проект с оппозицией сдох, на одном Навальном не прокатишь. И главное, Навального трудно обвинить, что все плохо из-за него: у него-то ничего нет. Он сам их обвиняет в коррупции и воровстве. И его слушают. Все больше и больше.

– И что? – вступил я. – Власть будет вынуждена отдать на растерзание олигархов, которые ее кормят? Не поверю.

– Вы, Алан, просто недостаточно владеете информацией, – вздохнул Каверин. – На Америку, на санкции можно валить до поры до времени. В конце концов, имперский энтузиазм пройдет, и люди скажут – сами виноваты, не хуя было ссориться. На хуй нам этот Крым? Донбасс этот… Ты дяде Васе вечно не можешь объяснять, что он живет так плохо, потому что американцы ввели санкции. Значит, думать нужно было, тогда бы и не ввели.

– И вообще – Америка далеко. А олигархи – под боком. – Я начал понимать суть проблемы. – Так?

Каверин посмотрел на меня с одобрением. Пока не с уважением, но с одобрением.

– Именно. И в какой-то момент – чтобы снять напряженность – власть должна будет показать врага, из-за которого все эти дядивасины беды. А у дяди Васи этот враг уже готов в голове: удачливые парни, которые его обокрали. Не просто страну, а его лично, понимаете? Америка – хуй с ней, она абстрактная, может, и нет ее вовсе, никакой Америки. А олигархи – они здесь. Рядом. Ездят на дорогих машинах. Покупают яхты. Самолеты. Ебут красивых телок. И все это из-за их удачливости. Им поперло в перестройку и продолжает переть. А дяде Васе не прет. Он с утра горбатит на заводе, на стройке, а ему не прет. Водку жрет, а все равно не прет. И жене его не прет. И детям не прет. И не попрет никогда, если не восстановить справедливость.

– Ясно. – Морис из-за дыма: – То есть в этой ситуации власти ничего не останется, как сдать олигархов. А то дядя Вася найдет другого врага.

– Власть.

– Правильно, Алан, – вздохнул Каверин. – А то дядя Вася решит, что его враг – власть. А это уже хуево. Для всех вообще. Потому народ и возбудился. Нужно перевести стрелки. Нужно изменить отношение населения к олигархам.

– Богатые тоже плачут, – сказал я.

У меня всегда так: идеи появляются ниоткуда. Вдруг само выскакивает, и сразу все складывается в голове.

– Что вы имее…

– Подожди, Сень. – Морис знает этот момент. Он не раз за мной наблюдал. – Продолжай.

– Работаем с вводными, – сказал я. – Первое, олигархов не любят за удачливость. Второе, нужно, чтобы их перестали не любить. Значит, нужно убедить население, что никакой удачливости у них нет. Что в соревновании с населением они проигрывают ему по всем статьям. Показать, как олигархам не везет. Не прет. А дяде Васе и его сыну прет. Хоть бы и на экране.

– Вернуть людям гордость. Уверенность в себе, – закивал Морис. – Перевернуть представление об удачливости и неудачливости. А неудачливых у нас любят: народ-победитель снисходителен.

Каверин кивал, стараясь понять ход наших мыслей. Мы с Морисом – как сообщающиеся сосуды: один подумал, другой сформулировал.

– А что их не любить? – спросил я. Риторически. – Им же не прет. Их ангелы не хранят. Можно и пожалеть.

Так родилось реалити-шоу КТО ХОЧЕТ БИТЬ МИЛЛИОНЕРОВ.

Наваждение

Моя нынешняя квартира в смоленских дворах недалеко от Плющихи – не моя. Я снимаю ее у пожилой красавицы Инессы Евгеньевны, переехавшей на дачу после смерти мужа, замминистра чего-то не очень существенного в советские времена. Евроремонт, итальянская сантехника, кухня со множеством ненужных мне агрегатов. Три комнаты. И все не мое.

Кое-что в квартире принадлежит мне: одежда, висящая во встроенных шкафах в спальне и в просторной передней с зеркалом во всю стену, два компьютера и кофе-машина Nespresso. Все остальное принадлежит Инессе Евгеньевне и вписано в приложение к договору аренды: “ПРЕДМЕТЫ ОБСТАНОВКИ: стулья итальянские черные лакированные с кремовыми кожаными сиденьями – 6, стол итальянский черный лакированный – 1, буфет итальянский черный лакированный со стеклянными дверцами – 1” и прочее.

Инесса Евгеньевна предпочитает лакированные вещи. Лакированные предметы обстановки. К счастью, они не блестят, а отливают ровным матовым светом, поскольку я попросил женщину, убирающую квартиру раз в неделю, никогда не натирать мебель. Блеска я бы не выдержал: в лакированном блеске есть неизбывная пошлость. А пошлости мне хватает на работе. Дома хочется без блеска.

У меня четыре комплекта постельного белья и множество полотенец. Зачем мне столько полотенец? Трудно сказать. Все это я купил в магазине “Бельпостель” на Большой Дмитровке. Название магазина отражало новое российское своеобразие: мы вроде Европа, но и не Европа. У России свой путь. Суверенная демократия. Бель-то она бель, но постель. Ирония провинциальной державности.