Боги и люди

В глубине под досками оказалась решетка. Под решеткой открывалась подземная галерея. Она шла вправо и влево. В левой ее части был сад. К деревьям, увешанным фруктами, привязано было множество щебечущих птиц…

– Под садом – машины, – шептал Нерон. – Завтра они в мгновение поднимут этот сад на арену. И наше быдло. прости, великий римский народ, набросится на даровые плоды, давя друг друга. Но это будет в перерыве. Когда проголодаются. А сначала. Смотри, смотри туда, праведник!..

С другой стороны галереи открывалась длинная полость – большая подземная цирковая зала, куда обычно крючьями стаскивают трупы с арены. Сейчас большая зала была великолепно убрана. Курились благовония, горели масляные лампы. Бесконечный пиршественный стол, уставленный фантастическими яствами, уходил во тьму. Вокруг стола на ложах, церемонно опершись о левую руку, возлежали молодые мужчины и женщины. Рабы торопливо сновали между ложами, наливая вино в кубки.

– Это убойные люди, – зашептал Нерон, прижимая голову Сенеки к решетке. – Ты хоть знаешь, что будет завтра?.. Почему не спит Рим?

– Я не знаю, Цезарь, что будет завтра, – равнодушно ответил Сенека.

– Да. да, конечно, ты выше суеты, и все мирское тебе чуждо. Завтра в Риме я открываю этот цирк. Не хочу хвастать, ты и сам видишь – это величайший цирк.

Нерон уже волок Сенеку по арене к мрачному зданию, находившемуся против императорской ложи. Тринадцать огромных дверей здания были обращены на арену.

Нерон открыл маленькое окошечко в самой большой двери и, прижав голову Сенеки к решеточке, провозгласил:

– Бег колесниц!

Красавцы кони стояли в стойлах. Крайнее – мраморное – стойло оставалось пустым.

– Ты догадался, для кого этот драгоценный мрамор? – шептал Нерон. И грозно обернулся на сенатора. Сенатор торопливо заржал. – Его дом!

Рыканье львов, трубные крики слонов раздавались в ночи за другими закрытыми дверями.

– Слышишь, слышишь, как они голодны?.. Грандиозно? – Нерон уже волок Сенеку обратно в центр арены. – Ну естественно, сенат постановил назвать в мою честь завтрашние игры Нерониями. По-моему, удачное постановление.

И он опять пригнул голову старика к решетке. И опять Сенека увидел чудовищное подземелье.

– Эти ребята, – шептал Нерон, – завтра откроют мои Неронии. Эти миляги утром выйдут сюда, на арену, сразиться с теми дикими зверями и будут разорваны в клочья, а уцелевшие убьют друг друга в бою… Но погляди, как они сейчас веселятся!

Крики восторга, визги женщин неслись сквозь решетку.

– Я велел им дать, – усмехнулся Нерон, – самые тонкие яства. Они пьют вино вволю и жрут от пуза. Смотри, что они выделывают со шлюхами! Заметь, это самые дорогие римские девки. Ты погляди, какие утонченности! Кстати, эти гладиаторы тоже одна из моих метаморфоз. Я превратил завтрашних убойных людей в царей на одну ночь. И видишь – хохочут. Счастливы. Забыли о завтра. А мы с тобой глядим на них сверху.

– А в это время на нас, предающихся забавам, тоже глядят сверху.

– Да, да, и тоже. смеются? – подмигнул Нерон.

– Что делать, Цезарь, – равнодушно ответил Сенека, – у нас с этими одна участь. Только у этих – утром, а у нас. чуть позже.

– Как мудро! – Нерон улыбнулся. – Чуть позже. Ах, как ты удачно сказал! Запомни эти свои слова, Сенека. Значит, чуть позже?

И Нерон добавил, лаская Венеру:

– Вот откуда ты пришла. Ну расскажи нам, девка, как ты достойно сражалась там, внизу.

И, раскачивая бедрами, Венера начала показывать свою битву.

– Прости, – засмеялся Нерон, – она не умеет словами. Она так прекрасна, что ее сразу заставляют действовать. И она попросту разучилась говорить!

И Венера, смеясь, продолжала свою похотливую пантомиму.

– Но вот я, земной бог, велю ей. – сумрачно сказал Нерон.

И Венера остановилась как вкопанная. Застыла в немой величественной позе – теперь она вся была гордость и неприступность.

– Метаморфоза! – вскричал Нерон. – Она превратилась!.. Кто перед тобою сейчас, учитель? Ну? Узнал?

– Передо мною шлюха, Цезарь, – ответил Сенека.

– Да у тебя очень плохо со зрением, Сенека. Ну что ж, будем намекать. Кто самые целомудренные женщины в Риме? Ты ответишь: жрицы богини Весты, ибо они дали обет вечного целомудрия. А кто из этих целомудренниц самая целомудренная? Естественно, скажешь ты, Верховная жрица, несравненная дева Рубирия: ей двадцать пять лет, она прекрасна и не познала ни одного мужчины. Значит, перед тобою кто, Сенека? Ну?!

– Я с рождения знаю непорочную деву Рубирию из великого рода Сабинов. А передо мною – все та же шлюха.

– Этот гадкий провинциал абсолютно не в курсе нашей римской жизни, – вздохнул Нерон, обращаясь к Амуру. И, обняв Сенеку так, что старик опять задохнулся в его объятиях, Нерон благожелательно пояснил: – Эту самую непорочную деву Рубирию, которую ты знал с рождения, я, попросту говоря, изнасиловал, прости за откровенность… Ну изнасиловал – и все дела! Но ты учил меня: цезарь всегда должен радеть о нуждах своего народа! Не могут же эти болваны римляне остаться без символа целомудрия! А слухи ползут, в городе ропот. Как быть?

Амур сделал сочувственное лицо:

– Я собираю.

Сенатор с готовностью заржал.