Боги ЯВИ

Гадский папа, ну вот как мы иногда можем так в людях ошибиться, хотя уверены бываем на сто процентов в своей правоте. Мы их на костре сжечь готовы, а они благое дело делают, и ведь даже не для себя, для других, а мы этого всего не видим, словно ослеп наш народ, и сразу готовы их на кол осиновый посадить, даже толком не разобравшись ни в чём. И как-то мне перед этим мужиком совсем совестно стало. «Прости, старик, дурака срамного!» – почему-то в мою голову пришло только это, и даже как-то стало легче на душе. Медвежонок закряхтел в его руках, как дитя малое.

– И откуда ты только свалился на мою голову? Цапля тебя, что ли, вместо лягушонка с болота принесла? Перепутала, видно! Матку твою где теперь искать? Лес вон, за рекой, ни конца, ни края не видно, до самой земли Асии стелется зелёным ковром, через всё Белоречье, – старик тяжело повздыхал, поймал на голом пузе медвежонка пробегающую блоху и откинул её в сторону, подальше от себя. – Ступай-ка отсюда, поищи себе кормильца в другом месте. Эх, эх, эх! Где я тебе титьку-дойку тут найду? Может, погибла где она, а?.. В беду попала?.. Ныне вон зверюг тёмных из Нави сколько повылазило, тьма-тьмущая! Чего молчишь, косолапый?.. – Но маленький косолапенький на поставленный стариком вопрос ничего не ответил, а только сладко зевнул и уже мирно спал. – Эх, беда пришла, беда… – прошептал старик, задумчиво глядя куда-то в зелёный хвойный лес.

Я даже проникся к этому деду. Ну и не такой уж он и старик был, если приглядеться внимательнее, крепкий такой. Цепкий, прямо колючий взгляд, как у лесной рыси, вопьется – не отпустит. Нос прямой, орлиный, таких людей сразу видно, породистые, жилистые они да непростые, с такими лучше не связываться, а то самому худо будет. Да и в руках его, видно, пока сила есть, ладони вон мозолистые, широченные, такой леща даст – и голова с плеч, может, в своё время не только мотыгу держал. Да длинные, спадающие седые пряди, мытые и аккуратно вычесанные. Ветер подхватил седой волос старика и кинул мне в лицо. Млять…

Гараун сидел в своём шатре, раскинутом на просторах земель Белоречья, на берегу реки Иртыш, которая своим величием и умиротворением, гипнотизируя волхва, уносила тихие воды, петляя, словно серебряный змей, по дремучим лесам и горам, унося его беспокойные думы строго на север. Терзаемый своими мыслями волхв чувствовал: что-то изменилось в этом мире яви, что-то пошло не так, явь дрогнула, словно зыбкие пески, словно могучая река, которая, вздымаясь могучей волной, вторглась в бескрайние воды океана и переплелась с навью, с незримой границей тёмного мира, где приграничные миры яви дрогнули.

Гараун встал, встряхнул головой, тяжёлые думы давили плечи, словно два снежных великана. «Надо бы пойти и ещё раз спросить Перуна Многомудрого, может, ответит? – подумал волхв. – Ведь великая раса славян и ариев не может без благословения великого рода небесного, – Гараун прикрыл свои веки. – Что-то спину ломит, к непогоде, что ли? – приоткрыв один глаз, глянул на прозрачное синее небо. – На горизонте ни облачка, неспокойно как-то», – волхв поёжился и прикрыл глаза.

Тёмной ночью, когда луна Фатта ещё не взошла, а месяц не так ярко светил из-за туч, великий волхв брёл на гору Великого Капища, попробовать ещё раз связаться с многомудрым богом, а именно с Перуном-Громовержцем. Вскинув голову к небу, обвёл тревожным взглядом весь Сварожий звездный Круг, остановил взор на чертогах Макоши – созвездии Большой Медведицы, постоял немного, словно всматриваясь в неё, и уселся, поджав под себя натруженные за день ноги, на сырую траву, мокрую от ночной росы. Перед волхвом лежала небольшая каменная плита, на самом верху кургана, на межграничье светлых и тёмных миров. Гараун не спеша достал из котомки четыре самоцветных кристалла, выложил их на плиту, расписанную рунами великих асов, первых переселенцев на Землю, провёл ладонью по поверхности, смахнув мусор, принесённый за день ветром, и стал аккуратно вставлять кристаллы в неглубокие выемки, имеющиеся на алтаре.

Первым зелёный кристалл, символизирующий племя харийцев, под цвет их глаз (первопредки асы прибыли с планеты Троара из созвездия Ориона), был вставлен в неглубокую штольню.

Второй кристалл имел серый цвет, символизирующий цвет глаз племени дарийцев (первопредки прибыли с планеты Рая из созвездия Малой Медведицы), и последовал аккуратно во вторую штольню.

Третий имел голубой цвет неба, символизирующий племя святорусов, прибывших с созвездия Большой Медведицы, планеты Земля Рутта в системе Солнца Аркольна.

И последний кристалл – цвета янтаря, цвета огня – Гараун покрутил в пальцах, словно любуясь, и аккуратно вставил в последнюю штольню, он символизировал племя рассенов, прибывших из созвездия Льва, с планеты Ингард.

Волхв положил свои ладони на алтарь, чуть растопырив пальцы рук, почувствовав низкий гул, он вскинул голову к звёздному небу, закрыл глаза, расслабился и замер, вибрация прошла волной по всему телу, утекая куда-то в матушку Треглаву.

И спросил Перуна Громовержца

Волхв – Хранитель путей,