«Сомневаюсь в этом», – подумала Клео, впрочем, бросая взгляд на фотографию своей бабушки, Олив Харви, продолжившей работу собственной матери, Мэри Эннинг, занимавшейся водорослями и приливными водоемами, а также охраной окружающей среды, живописью, полировавшей раковины и мадрепоры, засушивавшей водоросли, помещавшей свои гербарии в рамки и продававшей их туристам.
За едой Клео рассказала Йоланде о том, что Олив провела большую часть жизни вне дома, на побережье Пэйнтона, южнее Песков Гудрингтон, ныряя в воды бухт Солтерн и Вотерсайд. Она усердно продолжала семейное дело, фотографировала и собирала литоральную флору и фауну: фукусы, бурые водоросли, красные водоросли, анемоны и рыбешек стигматогобиусов. Но что более важно, она стала авторитетным специалистом по приземистым лобстерам вида
Олив десятилетиями скребла и рыла эти утесы, где речные брекчии пермского периода скапливались над сланцами и песчаниками девонского времени. Местоположение наилучших окаменелостей она знала по работам своих предшественниц. Записи матери и бабушки вели Олив на берег в отлив, обещая или предупреждая о том, что будущие поколения ученых извлекут из этих утесов еще большие чудеса и ужасы.
После десятилетий береговой эрозии, после того как ее предшественницы вырыли, собрали и обработали предметы своих познаний, берег Гудрингтона открыл перед Олив целый затонувший лес: пни, оставшиеся от деревьев, росших здесь в последнем ледниковье. Эта находка еще более укрепила ее репутацию в кругах людей, интересующихся подобными предметами. Однако со временем все больше и больше фактов сами собой открывались перед ней; прошло столетие с тех пор, как ее семья занялась своими раскопками. Это Олив Харви первой обнаружила норы в брекчии, a потом поспешно зарыла их.
В этих сохраненных логовах упокоились останки животных, 248 миллионов лет назад населявших пустыни пермского периода, и в том числе создания, могильные песни которого начали разрушать разум Олив. Нору эту вырыла гигантская артроплевра (
Олив записала в своем дневнике, как она однажды присела на месторождении, чтобы отдохнуть, и потратила два дня и две ночи, позволив своем разуму, пользуясь ее собственными словами, – раскрыться посредством собственной сущности и воспоминаний, – и вошла в своего рода психоз, который Клео обыкновенно связывала с действительным злоупотреблением ЛСД. То, к чему прикоснулась Олив, что открылось ей с глубокого уровня подсознания, вероятно, представляло собой почти микроскопический фрагмент, первоначально отделившийся от какой-то монументальной твари, копошившейся и извивавшейся здесь примерно 248 миллионов лет назад, когда эта часть Британских островов находилась возле экватора. Так началось неотвратимое нисхождение еще одной женщины из ее рода к социально неприемлемому просветлению.
Завершая свою историю, Клео рассказала увлеченной услышанным Йоланде о своей собственной матери – измученной, пережившей два развода специалистке в области охраны природы Джудит Харви, положившей конец собственному неизлечимому и тяжелому умственному расстройству в пятьдесят девять лет. Джудит не вынесла того, что считалось тогда самой ранней стадией деменции, и приняла слишком большую дозу лекарства. Невзирая на огромные пробелы в собственной памяти, Клео так и не забыла этот день.
При жизни Джудит часто напоминала Клео о том, что Амелия, и Мэри Эннинг, и Олив Харви исследовали, что открывали и во что, соответственно,