Боги Лавкрафта

– Что?

– Ты находишься здесь, потому что существует хороший шанс на то, что ты происходишь от первой жены своего прапрадеда, – повторила я. – Она была слабой. И даже не начала обнаруживать иннсмутские черты к моменту смерти. Наверное, поэтому и ее дети никогда не обнаруживали их – или, если это было не так, сведения до нас не дошли. Однако по меньшей мере один из них дожил до зрелости. Простой расчет. У твоего прапрадеда было пятеро детей от двух женщин, и четверо из них имели собственных детей. И если ты на самом деле происходишь от иннсмутской женщины, мы узнаем это через несколько дней.

Лицо ее исказил неподдельный страх.

– Несколько… несколько дней? Вайолет, я должна вернуться в университет. Ты не можешь удерживать меня здесь. Остальные заметят мое исчезновение.

– Остальные в данный момент замечают только собственные трудности, – заметила я. – Кристина без перерыва визжит уже два часа. А Майкл все время хохочет.

– Ты обезумела, – голос ее превратился в шепот. – А где Джереми?

– Пока еще спит. Но я намереваюсь скоро разбудить его. – Я попыталась говорить успокоительным тоном. – По правде сказать, я не стала бы волноваться на твоем месте. Тебе будет удобно. Пока ты спала, мы ввели в твою вену катетер, поэтому тебя не ждут никакие трудности, никакая грязь, a через несколько дней мы будем знать все, что нам нужно.

– Ты не можешь…

– Как человек науки, – ответила я. – Именно это я как раз могу сделать.

Она уже кричала на меня, когда я встала и аккуратно прикрыла за собой дверь, оставив за нею всякие крики. Звукоизоляция имеет множество плюсов. Проверив в последний раз свой журнал, чтобы убедиться в том, что у меня есть все необходимые записи, я направилась по коридору в сторону комнаты Джереми, заставив свое лицо принять нейтральное выражение. Он так и не поймет, насколько просто ему было работать с мышами. Мыши не умеют говорить, не способны спросить, почему ты так обходишься с ними… или сообразить, что они попали в контрольную группу.

Все четверо членов моей крохотной «общественной группы» в течение полутора лет употребляли в порошке экстракт очищенной плазмы моей крови, смешанный с различными биогенными компонентами. Я контролировала дозы, даты, все остальное и следила за всеми ними, ожидая признаки начала трансформации. Двое из них подтвердили иннсмутское происхождение, однако и без того хилая и ослабленная наследственность не позволяла им слышать призыв Дагона без посторонней помощи. Двое остальных были людьми, столь же обыкновенными и недолговечными, как и все прочие. Всем четверым будет сказано, что они родом из Иннсмута. Всем будет рекомендовано прислушиваться к голосу Дагона, нашептывавшему им через мою кровь, которая теперь капля за каплей, чистой, идеальной вливалась в их жилы из капельниц.

Двое могли видеть море; двое видели только землю. В каждой паре один был родом из Иннсмута; другой – нет. Ибо, сколько бы времени это ни потребовало, они будут есть одно и то же, будут пить одно и то же, испытывать одни и те же физические стимулы, и тогда…

Тогда мы увидим то, что увидим.

Я осторожно вошла в комнату Джереми, села и снова открыла свой журнал, перечитывая сегодняшние записи. Было несложно погрузиться в них, позволяя простым экспериментальным фактам затмить все прочее, что окружало меня. Труднее было продолжать дело. Труднее, чем думала я когда-то, когда впервые села за стол и объяснила родителям, что я хочу сделать, как я мечтаю отправиться к чужакам, чтобы найти среди них утраченную родню, пропавших кузенов, о существовании которых нам было известно всегда и которые влачили свои дни вдали от песни моря. Я пришла к ним с голосом Дагона в сердце и с великим богом Науки в руках и, когда родители отпустили меня, обещала им, что мир людей не изменит, что он никогда не сможет преобразить меня. Я – дочь Иннсмута, возлюбленная Дагона, обрученная с морем. И таким ничтожным и примитивным объектам, как общество нескольких людей, этого не изменить.

Тогда я была молодой. Была дурой, не подозревавшей, что вполне разумный исследователь может полюбить свое лабораторное животное, нарушив течение эксперимента и поставив под угрозу годы работы для того, чтобы спасти существо, жизнь которого столь же мимолетна, как чих. Я считала свою нравственность абсолютной и неприступной и, конечно, не ожидала обнаружить в себе жалость к этим людям.