Именно в тот период Вермахт на оккупированных территориях стал создавать из пленных красноармейцев Русскую Освободительную армию (РОА). Голубовский после войны открещивался от сотрудничества с главнокомандующим РОА — генералом Власовым. Но как стало известно, отношения между ними существовали: об этом рассказывает исследователь «второй волны» А. Н. Кравцов[60]
. В документе, им опубликованном, сам Голубовский рассказывает о встречах с Власовым, который, среди прочего, якобы неоднократно понуждал его «ослабить откровенную антинемецкую линию в газете [„Новый путь“][61]». Как меня проинформировал историк К. М. Александров, на февраль 1945 г. Голубовский служил в вооруженных силах Комитета освобождения народов России (ВС КОНР), генетически связанных с РОА, в чине капитана и был прикомандирован к штабной роте при штабе 1-й пехотной дивизии генерал-майора Сергея Буняченко[62]. Какова была служебная деятельность Голубовского-штабиста в ВС КОНР, приходится только гадать: не исключено, что он находился той весной в Праге, бои «власовцев» за освобождение которой подробно описаны в романе[63]. В любом случае его героя нельзя отождествлять с автором, хотя роман этот характеризуется как автобиографический. (Отметим, что на «пражских» страницах романа Власов выведен сломленным, безвольным, пьющим).Окончание войны Голубовский, под фамилией «Бобров», встретил в Австрии, в лагере Парш под Зальцбургом. Попытки советских репатриационных органов добиться его выдачи встретили отпор американцев, вне сомнениия, заинтересованных в Голубовском, особенно в его знаниях (со времен журналистской работы в «Известиях») советской военной верхушки. Вероятно, американцам было небезынтересно и то, что его родные братья являлись не последними лицами в Красной Армии (один из них получил чин генерал-лейтенанта еще до войны). О пятерых братьях-красноармейцах рассказывалось даже в послевоенных советских публикациях, где о Голубовском-младшем сообщалось, что тот «погиб под Курском в 1942 году».
Во второй половине 1940-х гг. он перемещается между Западной Германией, Австрией и Францией, где пытается — как «Бобров» — наладить эмигрантскую печать и выпускает периодику: журнал «Колумб» и газету «Почта Колумба» (не скрывалось ли в этих названиях устремление в Америку?). Вскоре, в 1951 г., он перебирается в США. Его «куратором» становится вице-адмирал Лесли Кларк Стивенс, служивший военно-морским атташе в Москве в 1947–1950 гг., в самом начале Холодной войны, и скорей всего, связанный с ЦРУ. Тот же Стивенс написал предисловие к «Запискам советского военного корреспондента», вышедшим в Издательстве Чехова в 1954 г., при этом обильно добавив мифов в биографию автора. Кстати, этот вице-адмирал в оставке стоял также у истоков знаменитого Радио Свобода (тогда — Радио Освобождение). Сами «Записки» были изданы на следующий, 1955-й год и по-английски, в переводе Гарри К. Стивенса, вероятно, брата вице-адмирала.
В Америке в 1950-е гг. Голубовский занимается активной общественной деятельностью, входит в руководство эмигрантских антисоветских организаций: Союза борьбы за освобождение народов России (СБОНР), Совета освобождения народов России (СОНР), Союза Андреевского флага (САФ). Его убеждения примыкают к «февралистам», и он сближается с А. Ф. Керенским. Самые тесные отношения у него завязались с другим видным либеральным деятелем — С. П. Мельгуновым, который привлек его в СБОНР в качестве своего заместителя. У него появилась новая супруга: Раиса Рабчевская (1914–2013) (интересно, каким образом эмигранты решали проблему развода с женами, оставшимися в СССР?).
Именно тогда, кроме публицистики, начинают выходить его большие литературные произведения. Среди литераторов «второй волны» они отличались недюжинным талантом автора и профессионализмом: сказывалась многолетняя журналистская школа, еще на Родине.
Роман «Когда боги молчат» был опубликован в США в 1952 г. на английском, затем переведен на другие языки[64]
. Спустя десять лет, в 1963 г., он вышел на русском — за счет автора[65]. Сам писатель этот странный десятилетний интервал объяснял так: «Чем больше изданий этой книги выходило в свет, тем сильнее мною овладевало чувство, что последним и окончательным изданием может быть только русское издание. <…> после каждого издания, я, как бумеранг, возвращался к первоначальному варианту, восстанавливал его, отчищал от наслоений, вызванных переводами, снова работал над ним. <…> в результате, когда созрело решение издать эту книгу на русском языке — фактически это уже другая книга». Однако это издание стало последней публикацией Голубовского: прошли другие десять лет, до его кончины, и он загадочно молчал…