Боги не играют по правилам

Ворота замка были открыты, а внутри творилось нечто невообразимое: звонил колокол, бегали солдаты, голосили бабы, даже собаки выли. Я зашел во внутренний двор и направился к толпе в центре. На меня никто не обратил внимания. Протолкавшись сквозь людскую массу, я встал в первых рядах и совершенно неподдельно взвыл вместе со всеми. Меня опередили. В центре круга лежала гигантская выпотрошенная подчистую лягушка.

Я машинально спросил у мужичка справа:

— Как это произошло? Кто мог это сделать?

— Ох, не знаю я, мил человек, — сказал сквозь слезы он. — Все так неожиданно. Еще час назад он прыгал по травке, не трогал и козявки и с мухами дружил, и вот…

Мужичок разрыдался.

Я опешил:

— Какие мухи, какие козявки? Это же лягушка! Это она съела кузнеца. Но причем тут вообще кузнец?!

— Как причем? — заголосила баба слева. — Ты видишь тело рядом? Вон там, — она ткнула пальцем в кровавый комок в сапогах и телогрейке.

— Объясните, наконец, что произошло? — сказал я, кажется, громче, чем надо было.

Толпа отхлынула от меня, и я оказался в кругу.

— Это он! — крикнул кто-то.

— Он! Он! — завопили голоса.

Я не успел и рот открыть, как подскочили солдаты и сковали руки за спиной. Такой прием не по мне. Я вырвался, сбил с ног одного воина, протаранил плечом другого, увернулся от алебарды, вскочил на зеленую тушу, но поскользнулся на слизи и шмякнулся в лужу крови. Сверху упала сеть. Не впервой.

Кувыркаюсь, скидывая сеть за спину. Вскакиваю на ноги, — и ныряю в толпу. Но упираюсь в людскую стену, вязну в руках крестьян, грудях тучных женщин, детских ручонках и стальных рукавицах солдат. Меня, кажется, раздирали на части, а я трепыхался словно жук в муравейнике. И меня-таки скрутили по рукам и ногам. Дали в челюсть для порядка и, подняв над головами, занесли обратно в центр. Бережно сбросив на землю, толпа вновь образовала круг.

Я отполз к трупу лягушки и сел, прислонившись спиной к холодной склизкой туше. Люди галдели, сыпали проклятия в мою сторону. Вскоре полетели камни, огрызки яблок и всякий мусор. Я едва успевал увернуться.

К счастью, все быстро закончилось. Толпа замолкла, расступилась, и в центр круга зашел барон Тисдор в сопровождении двух стражников. Это был высокий, статный щеголь с тараканьими усами и рыбьими глазами.

— Кто ты такой? — спросил он в нос.

Я только открыл рот, чтобы сказать о чудовищной ошибке, как меня опередили.

— Это он был тогда на поле, — сказал старый воин. — Он притворялся немым.

По рядам прошел ропот. Тисдор нахмурился.

— Значит, что мы имеем? — задумчиво проговорил он. — Кузнец оказался предателем. Он и пленник работали сообща. Они напали на нашего героя, и завязалась драка. Кузнец использовал кривой кинжал, а этот человек работал мечом. Скорее всего, они были только приманкой. Был еще третий — герой одного из баронов. Вот он и убил нашего малыша и забрал сердце.

Я ничего не понял из сказанного, но при упоминании о кривом кинжале, встрепенулся. Неужели Змей? Еще вчера он заполучил Кракена, а сегодня уже идет дальше. Нет, это невозможно. Простое совпадение.

— Кто эта тварь?! — резко спросил Тисдор, сверкнув рыбьими глазами. — На кого ты работаешь?

— Достопочтенный барон, — начал я, — это какое-то недоразумение. Я искренне разделяю ваше горе, но с чего вы взяли, что я причастен к этому? У меня есть сотня свидетелей, что я провел эту ночь в Моасаде, и лишь несколько минут назад прибыл в ваш замок. А что до того, что я притворялся немым, то это следствие приема зелья травника Сенеира из Морхенда. Спросите его.

Тисдор задумался.

— Я проверю твои слова. И если ты не причастен к убийству моего малыша, я отпущу тебя. А пока скажи, знакома ли тебе эта вещица?

Он сунул мне под нос брошь в форме змеи. Теперь сомнений не было, это работа Змея. Он опять опередил меня.

Но в ответ я лишь пожал плечами. Незачем показывать, что я прекрасно знаю эту брошь и кривой кинжал и того, кто за всем этим стоит. Будут только задавать лишние вопросы.

— Уведите пленника, — махнул рукой барон.

Меня подхватили под руки два бугая и поволокли в замок.

Тюремная волокита

До самого вечера ко мне в камеру никто не явился, и я плевал в потолок, лежа на сырой соломе. С улицы доносились звуки поминок. Из заупокойных речей и тихого скулежа они плавно переросли в лихое застолье с песнями, плясками и кулачными боями. А про меня просто забыли.

Лишь когда совсем стемнело и вновь завыли плакальщицы, в подвал спустился в стельку пьяный стражник. Он так бы и заснул на ступеньках, если бы я не позвал его.

— Чего н-надо? — прорычал он, икая.

— Когда меня выпустят? Я не собираюсь тут мять бока на полу. Где барон?

— Остынь. Сегодня похороны, а завтра с утра тобой зай-ймутся…

Он захрапел. Я попытался его разбудить: кричал, бросал камни, грозил придушить — все впустую. Солдат спал мертвецким сном. Наконец, и на улице все стихло. Ну, хоть высплюсь, решил я, и растянулся на соломе.

Утром, едва стражник загремел латами, я вскочил.

— Эй, бравый воин, — окликнул я, — позови начальника.