— Теперь, с позиции дня сегодняшнего, — Михайловский-старший принялся размешивать сахар в чашке с кофе, — с позиции полученного жизненного опыта, начинаю понимать, или мне кажется, будто начинаю понимать, причины страха власти перед этим человеком. Но, перед тем, как говорить о самом Иване Антоновиче, точнее, говорить о том, кем он был для нас, следует рассмотреть тот строй, в котором писатель и учёный Иван Ефремов смог открыть и развить свои идеи. Я вот тут недавно услышал высказывание одного нашего, доморощенного историка, будто гитлеровская Германия и СССР — два сапога пара. Мол, Германия — сапог правый, потому, как носитель «правой идеологии». А Советский Союз, соответственно, сапог левый. Послушал я того, так называемого, учёного, и подумал: а ведь это единственная прослойка из научного мира, которая как была продажной, так таковой и осталась. Невозможно купить физика, математика, химика, геолога… Нет, самих то людей купить можно, да вот законы, открытия, научный фундамент данных наук купить или продать нельзя. А историю, как оказалось, можно и купить, и продать, и стереть, и переписать, и подарить. Множество манипуляций можно сделать с этой наукой. Даже выбросить на помойку. К чему веду: вот нет СССР третий десяток лет. С одной стороны, мало, как утверждают те же самые историки, для того, чтобы новая страна стала мощным государством. Однако давай посмотрим с другой стороны. Когда рухнула Российская империя, за точно такой же отрезок времени, за двадцать лет, родилось и встало на ноги кардинально новое творение, СССР. Причём, подобной государственной формации до сих пор ещё не было в мире. Первый опыт! Мало того, через двадцать пять лет со дня своего рождения Союз стал мировой державой. А Третьему рейху, чтобы стать мировой державой, понадобилось всего десять лет! Оказывается, всё намного проще, нежели нам вещают учёные мужи. Просто нужно желание, и более ничего. Но если такового желания нет, ищут объяснения и оправдания. Опять же, возвращаемся к нашим историкам. В один голос вещают: Советский Союз был диктатурой, которая запрещала всё, вся и всем. А как быть тогда с теми, кто состоялись, как творцы, и не в шестидесятых, не в семидесятых годах, а в страшных двадцатых и тридцатых? Как быть с Шолоховым, Маяковским, Довженко, Булгаковым, Мейерхольдом, Шестаковичем, Эйзенштейном, с тем же Ефремовым…. И это неполный список людей, которых признал весь мир. И они состоялись в сталинские времена, во времена террора! Перед о мной встаёт глупый вопрос: а почему сейчас, сегодня, во времена, как у нас любят говорить, свободы и демократии, не появилось ни одного Булгакова? Ни одного Эйзенштейна? В чём дело? Никогда не задумывался над этим? Ведь, казалось бы: твори, создавай! Никаких препонов, никакого НКВД за спиной. Рождайся мысль! А вот чой-то не рождается. Всё какая то шелупонь вокруг ног трётся. Точнее, по красным ковровым дорожкам и в элитных клубах. Звёзд столько… куда ни плюнь — попадёшь. А вот такого, как Эйзенштейн, по силе восприятия, ни одного. Кстати, в фашистской Германии, за такой же период времени, тоже не родилось ни одного мирового имени. Впрочем, там, где сжигали книги, и не могло ничего родиться. Хотя, в культурном плане, мы сейчас как раз и напоминаем Германию тридцатых. Только, в отличие от неё, мы книги не сжигаем, а выбрасываем на помойку. Впрочем, результат всё одно идентичен: полное духовное обнищание. Михаил Афанасьевич Булгаков писал не для того, чтобы заработать миллионы, и стать известным, а потому, что не мог не писать. А вспомни фильм «Иван Грозный» Эйзенштейна, особенно вторую часть: это же крик души. Такое, в угоду власти и деньгам не поставишь. Это тебе не «Бригада», и не «Крёстный отец».
Женька принялся делать себе вторую чашку кофе.
— Пап, мы об этом уже не раз говорили. И обсуждали, и спорили. Только причём тут моя диссертация?