Даже при самом поверхностном ознакомлении со статьями и воспоминаниями «патриарха» советских шахмат любой читатель невольно обращает внимание на два обстоятельства — замечательную целеустремленность автора и его колоссальную «государственность». Первое из этих качеств Ботвинника достойно всяческого уважения, однако выходит за рамки нашей темы, а вот второе…
«Государственность» Ботвинника до сих пор вызывает неоднозначные оценки. Был ли Ботвинник убежденным «сталинистом», или он просто использовал систему с максимальной выгодой для себя? Рассмотрим факты, исходно заставляющие нас поднимать этот вопрос.
В конце тридцатых годов Ботвинник уже считался реальным претендентом на первенство мира: велись переговоры о его матче с Алехиным. Однако, в 1940 году лидер советских шахмат терпит тяжелую неудачу в очередном чемпионате страны. Первые два места поделили Бондаревский и Лилиенталь, Смыслов был третьим, Керес — четвертым, а Ботвинник с Болеславским поделили пятое и шестое места. Было объявлено о проведении матча на первенство СССР между двумя победителями турнира. Далее цитируем самого Ботвинника.
«… Одновременно послал письмо Снегиреву, где иронизировал по поводу того, что чемпионом страны, то есть лидером советских шахмат, должен стать победитель матча Бондаревский — Лилиенталь (оба они — шахматисты большого таланта, но высших шахматных достижений у них не было), в то время как у Кереса или у Ботвинника уже были крупные достижения в международных турнирах.
Снегирев и сам сознавал, что этот матч для противоборства с Алехиным значения не имеет; он понял мой намек и взялся за дело, — как всегда, бесшумно и энергично. Как он сумел убедить начальство — не знаю, он этого не рассказывал, но месяца через два было объявлено об установлении звания «абсолютного» чемпиона и проведении матч-турнира шести победителей чемпионата в четыре круга. Смысл, который вложил Снегирев в понятие «абсолютный», был ясен: именно абсолютный чемпион СССР должен играть матч с Алехиным».
Неудивительно, что И.Бондаревский всю жизнь ненавидел Ботвинника! Удивляет другое: в отличие от многих (что греха таить!), занимавшихся подобными «делами», Ботвинник не стеснялся открыто писать об этом в своих книгах. То есть, похоже, он не видел в таких действиях ничего зазорного!
А теперь вернемся чуть назад, в год 1938-й, когда Керес являлся гражданином независимой еще Эстонии. Организаторы АВРО-турнира в Голландии рекламировали свое соревнование в качестве неофициального турнира претендентов. Победили тогда, как известно, Керес и Файн (с учетом дополнительных показателей главный приз вручили Кересу). Юный эстонский гроссмейстер сразу по окончании турнира вызвал Алехина на матч, однако чемпион на вызов отреагировал невнятно, и, фактически в тот же вечер, вступил в переговоры с Ботвинником. Почему?
Объяснение простое. Еще до начала АВРО-турнира, несмотря на амбиции голландцев, Алехин заявил, что готов встретиться в матче с любым достойным кандидатом, который сумеет обеспечить приз в 10.000 долларов. А Ботвинник заручился в этом вопросе поддержкой самого Молотова (Ботвинник откровенно пишет об этом в своей книге «К достижению цели»), и Алехин естественно предпочитал вести переговоры с претендентом, финансовая обеспеченность которого гарантируется властителями огромного тоталитарного государства.
Мы сейчас на стыке эпох: по времени и по характеру событий мы вернулись в новую историю, однако анализ ведем применительно к Ботвиннику — одному из столпов новейшей истории шахмат. И вот какой вывод напрашивается в свете последнего рассмотренного нами эпизода: со становлением советской шахматной школы западному претенденту-одиночке уже практически невозможно конкурировать со ставленником советских властей в вопросе вызова чемпиона — и организационные, и финансовые возможности советского претендента гораздо шире.