Боги осенью

Пегобтал тем временем действовал. Катарина дышала хоть редко, зато уже глубоко и спокойно. Заблестели живые глаза между веками, порозовела бледная кожа на скулах. Правда, я не знал, что делать с ней дальше: идти она не могла - собрал сумочку, на всякий случай подготовил шприц для себя. Это требовалось обязательно: я мог спонтанно, вторым партнером, включиться в «сеанс». Тогда мы вообще отсюда не выберемся. Было тихо. Звезды ледяной мелкой крошкой смотрели в окно. Жесткие серебряные их лучи очерчивали контуры зданий. Будто в обмороке, лежал на боку тонкорогий месяц. Все-таки надо было на что-то решаться. Где-то близко, по-видимому, этажом выше, еще терзали рояль. Теперь - Шопеном, «Траурный марш», си-бемоль минор. Погребальные звуки жутковато сочетались со звездами. Я сорвался, точно подхваченный, - прыгнул через две ступеньки, через четыре, забарабанил в двери. Выглянул старик в клетчатой, мягкой домашней куртке. Развел в недоумении длинные руки:

- Оказывается, я не один тут остался…

Лицо его почему-то казалось знакомым.

- Помогите, пожалуйста, - требовательно сказал я. - Надо отвести заболевшую женщину на эвакопункт…

Старик вздернул брови:

- Соседи?

- Да, снизу…

Он замешкался, нерешительно перебирая на куртке тусклые пуговицы. За спиной его открывалась громадная, как банкетный зал, комната. Рояль в центре ее, под люстрой, казалось, еще звучал cтрунным нутром.

- Прошу вас… - через силу выдавил я. - Ей плохо… Это моя жена…

Старик сразу же заторопился.

- Конечно-конечно… - Увидев распростертую Катарину, всплеснул руками: - Что с ней?…

- Ничего страшного, просто передача «оттуда». Врач здесь не нужен, только идите рядом… Потеряю сознание - сделаете мне инъекцию…

- Именно вам?

- Именно мне. Шприц в кармане - заряженный. Умеете обращаться?

- Безыгольный? - несколько ошеломленно спросил старик.

- Точно так: прижать, включить поршень…

- Тогда сумею.

Я осторожно снес Катарину по лестнице. Она была странно-гибкая и тяжелая, будто из пластилина. Улица встретила нас сумеречным нездоровым зноем. Неподвижность царила такая, будто все уже умерли. Только полосатый котище с мышью в зубах шарахнулся от людей в подворотню, да беспомощно, словно жалуясь, пропел в чьем-то окне будильник.

С афишной тумбы глядел на нас человек во фраке. Тот самый старик.

Теперь я его узнал.

- Вы же Хермлин… - сказал я между двумя глотками воздуха. - Точно-точно, вы давали у нас концерт на прошлой неделе. Только тогда вы были во фраке и с «бабочкой»… Боже мой, почему вы не ушли вместе со всеми?..

- Мне семьдесят лет, и я здесь родился, - сказал старик. - Был изгнан, вернулся, стал почетным гражданином города. Снова был изгнан - это уже при «Великом Корвалесе». Опять вернулся - по приглашению демократического правительства… - Он оглядел дома, замершие в знойной ночной глухоте. - Вот как все в конце концов завершилось… Извините, не сразу сообразил, о чем вы меня просите…

- Писали что-нибудь?

- Нет, пока просто слушал. Понимаете: звук сегодня какой-то особенный…

Мы медленно продвигались по вымершей улице. Катарина, действительно, как пластилиновая, еле переставляла ноги. Иногда просто волочила ступни по асфальту, повисая на мне. Хермлин, не говоря ни слова, подхватил ее с другой стороны. Дышал со свистом. Как у ящерицы, проступила гортань на старческой тонкой шее. Чувствовалось, что каждый шаг дается ему с колоссальным трудом. Было неловко, но ничего другого я в данный момент придумать не мог. Я ведь тоже не трактор, одному мне Катарину было не дотащить. Разумеется, лучшим выходом было бы дождаться конца «сеанса». Катарина придет в сознание, будет хоть что-то соображать. Однако передача могла длиться и два часа, и четыре, и целые сутки. Мы таким временем просто-напросто не располагали. «Предел разума», будто меч смерти, висел над городом. Уже изогнулось в просветах крыш черное потустороннее небо, уже распускались на нем гроздьями и соцветиями тысячи ярких звезд, уже блистала, так что больно было смотреть, атомная громада солнца. Пейзаж становился контрастным, будто в открытом космосе. Страшные непрозрачные тени расчертили асфальт. Хорошо еще, Хермлин не читал закрытых материалов - из «синей папки». Можно было сойти с ума от одного ожидания.

Я искоса посмотрел на него. И Хермлин, почуяв мой взгляд, тут же остановился.

- Пожалуйста… Отдохнем немного…

Поперек мостовой был брошен здоровенный никелированный сейф. Мы кое-как пристроили Катарину на грани, которая сияла как новенькая. Хермлин, помогая себе руками, тоже уселся. Взялся за грудь и сдавил ее, видимо, успокаивая дыхание.

- Я вам… наверное… больше мешаю… Сейчас-сейчас… Через минуту пойдем… Сердце что-то зашкаливает…

- У вас, кажется, недавно была операция?

- Два года назад…

- Что-нибудь серьезное?

- Нет, просто вшили искусственный клапан… Старый-то, знаете, чуть-чуть подтравливал…

- Вот что, - решительно сказал я. - Оставайтесь здесь, я скоро вернусь. Ничего не бойтесь, я приду с людьми, и тогда мы вас заберем. Главное, что бы ни происходило, не уходите отсюда. Мы вас обязательно заберем, я вам клянусь…