— У котика, у кота
Ой, кроватка хороша,
А у Лёшеньки мово
Есть получше его.
У котиньки, у кота
Ой, перинка хороша,
А у Лёшеньки мово
Есть получше его.
Спи, мой махонький, усни,
Угомон тебя возьми!..
Тяжко вздохнув, она высморкалась в тот же платок, положила череп на землю и взяла другой себе на колени.
— У котика, у кота,
Одеяльце хорошо,
А у Лёшеньки мово
Есть получше его…
Глаза ее сверкали в свете луны, как у кошки, слова колыбельной из-за неправильного прикуса получались шамкающие и невнятные. Жутковатое зрелище, надо сказать. Но тоска, звучавшая в них, была самой что ни на есть настоящей и искренней! И то, что для неподготовленного ума могло показаться чудовищной картиной, тронуло меня до глубины души.
— Эй, бабуся! — окликнул я Арину Родионовну.
От неожиданности та охнула, всплеснув руками.
Череп выскользнул из ее лапок и скатился промеж колен в траву. Старушонка поспешно, с чисто женской стыдливостью покрыла свою ушастую голову платочком и завязала узлом.
— Данюшка — батюшка, ты ли? — надрывно воскликнула она, проворно соскочив с пенька.
Я аж поперхнулся от неожиданности.
Батюшка? Это что еще за хрень?!
Хотя, если учесть, что я — ее создатель…
— Типа того, — ответил я, выбираясь на полянку. — Ну ты тут устроила…
— Ты токмо ничо дурного не подумай, я не душегубница какая! — затараторила Арина Родионовна, хлопая на меня своими кошачьими глазами. — Это я по лесу, милок, по лесу всех сгинувших собираю, недолюбленных баюкаю… — тут она снова всплеснула руками и воскликнула: — Лёшенька! А он-то где, свет мой ясный?
— В городе твой Лёшенька, живой и здоровый!.. — тут я сообразил, что какое-то не то определение выбрал для мертвого некроманта и поспешно добавил: — Ну… в смысле, целый…
— Как целый? — искренне ужаснулась старушонка.
Кажется, я опять не то определение подобрал, для черепа-то.
— Короче, в том же виде и комплектации, как ты его видела в последний раз, — нашелся я.
— Слава всем боженькам, — охнула Арина Родионовна. — А то я уж так об нем тревожилась! Еще б хоть разочек к груди его прижать, дитятко мое ненаглядное!
— Так пойдем, — улыбнулся я. — Я ведь за тобой специально пришел. Только всех твоих приемышей… — обвел я взглядом ее коллекцию Йориков, заболиво разложенную на траве. — чур, оставляем здесь.
Но бабуся была так счастлива, что даже не обратила никакого внимания на эту мою фразу. Она была готова прямо сейчас мчаться хоть на край света к своему подопечному, которому без остатка было отдано ее сердце.
Сердце, созданное мной.
И наполненное этой привязанностью по моей же прихоти.
Я с улыбкой вздохнул. Что ж, я, в некотором смысле, тоже немножечко бог. Только очень молодой и глупый. Я ведь бросил ее не по злобе, а просто по легкомыслию.
Просто не посчитал нужным взять ее под свою опеку. Она ведь не человек. А так, сделанное на скорую руку и не самое удачное созданье.
Наверное, примерно также думают о людях некоторые боги…
Ветер стал еще резче, и мы поспешили на тропу, чтобы не заблудиться во время дождя. К счастью, когда первые тяжелые капли посыпались с неба, мы уже были на полпути к проезжей дороге.
А потом вдруг моя Родионовна замерла и ощерилась, выставив страшные клыки наружу.
Я замедлил шаг и, вглядываясь в черные пятна впереди, насторожился.
Быстрая черная тень, прошелестев плащом, скользнула мне за спину. Еще одна вынырнула из-под кустов мне наперерез.
Я рывком выхватил меч из ножен.
— Держись ко мне ближе! — приказал я старушонке, и та послушно юркнула мне за спину, продолжая щериться в темноту.
— И кто же это у нас тут такой прыткий? — услышал я насмешливый мужской голос со спины.
— Решил чужую добычу забрать? — подхватил второй — тот, что преградил мне дорогу. Он сделал размашистый жест в воздухе, и над его головой возник бледно-желтый конструкт, тут же превратившийся в огромный масляный фонарь, висящий в воздухе.
Теперь я мог как следует разглядеть своих противников. Вернее, их плащи и надвинутые низко на глаза широкополые шляпы.
Дождь зашумел, застучал по листве и лопухам, забарабанил по шляпам. Тонкие струйки холодной воды заструились у меня по лицу.
И тут слева из-за толстого ствола липы ко мне вышел третий участник облавы.
— Однако, — насмешливо сказал он. — Как бы ни было трудно в это поверить, она и правда существует. И действительно страшна, как смертный грех! Что ты собираешься делать с ней, парень? Или, может, ты один из тех, кто поклоняется этой твари?
По-хорошему мне бы стоило сказать им сейчас что-то умиротворяющее. Типа ребята, давайте жить дружно или что-то в этом роде. И, может быть, у меня бы получилось. Чем черт не шутит.
Вот только меня просто распирало от желания нарваться еще сильней! Когда нужно поставить мозги на место и выплеснуть гнев, что может быть лучше хорошей драки?
Я почувствовал, как на губах начинает расползаться злая и при этом довольная усмешка.
— Вы даже не представляете, насколько неудачный момент выбрали, чтобы вставать мне поперек дороги, — проговорил я.