Боги слепнут

Римляне с некоторых пор сделались куда мрачнее прежнего. Или поэту так казалось? Знакомых не попадалось – не то что на улице – дома никого из прежних друзей Кумий не мог застать. Поначалу наведывался регулярно, звонил в дверь, ждал у порога, потом понял, что бесполезно. Но все же случай его вел куда-то, хотя трудно было представить, что Фортуна сама по доброй воле может подкинуть что-то хорошее, ведь гладиаторы выманили у нее все счастливые случаи на миллионы лет вперед.

Однако случилось. Нечаянно на форуме Кумий столкнулся с весталкой Валерией. Он подошел к ней и сказал:

– Я – Кумий. Может, помнишь? – Он надеялся, что сестра Элия слышала о скандале в храме Минервы во время состязаний поэтов.

– Здравствуй, Кумий, – отвечала Великая Дева с печальной улыбкой. – Ты плохо выглядишь. Ты болен?

– Я бедствую, – сказал он напрямую.

Она нахмурилась. Чуть-чуть. Прямая складка разрезала чистый лоб под белой повязкой. Неужели ей сорок? Она выглядела лет на тридцать – не больше. Сервилия рядом с нею – размалеванная дура. И такую женщину ни разу не обнимал мужчина! Это несправедливо.

Она сняла с руки золотой браслет с четырьмя крупными рубинами и протянула Кумию.

– У меня нет денег с собой. Но это можно продать. Подарок Летиции. Надеюсь, она не обидится. Я благодарна тебе, Кумий. Ты написался прекрасную поэму об Элии.

– Не такую уж и прекрасную, – пробормотал поэт смущенно. Смущаться было отчего – ведь он не писал ничего об Элии. Если не считать десятка эпиграмм. Но вряд ли те стишки могли понравиться жрице богини Весты.

– Валерия Амата, ты самая прекрасная женщина на свете. Когда кончится твой срок служения Весте и ты покинешь Дом весталок, я женюсь на тебе.

Она улыбнулась.

– Не стоит говорить о подобном на площади. Лучше скажи свой адрес – я пришлю к тебе кого-нибудь.

II

Арриетта зажгла свет в спальне, тени разбежались серой мышиной стаей, свет неохотно коснулся желтыми пальцами знакомых вещей – чаши мозаичного стекла, черепахового гребня, серебряного подсвечника с оплывшей желто-янтарной гроздью воска, из которой торчал черный черенок фитиля. Арриетта не испугалась и не удивилась, заметив на кровати лежащего человека. Он свернулся калачиком – знакомая поза – и весь трясся.

– Гимп! – ахнула Арриетта.

Сколько она его не видела? Не дни – месяцы почитала умершим. И вдруг он явился. Он всегда являлся «вдруг». Гимп смотрел ей в лицо застывшим взглядом, будто пытался что-то вспомнить, но не мог. И тут она поняла, что зрение вернулось к нему, и он видит ее впервые. Невольно она прижала руку к обезображенной щеке. Но поздно! Гимп успел заметить шрам.

– Меня изуродовали в ту ночь, когда ты исчез. А прежде я была красавица.

Он не ответил, вновь опустил голову, дрожь усилилась.

– Я согрею вина, – предложила она.

Она вышла на кухню. Комом к горлу подкатывали слезы. Сейчас она закричит или задохнется от плача. Но не закричала и не задохнулась. Просто зажгла конфорку и поставила на огонь кастрюльку с вином. Когда она вернулась с чашей горячего вина, Гимп по-прежнему лежал на кровати. Она почти насильно влила несколько капель ему в рот.

– Раньше я была красивей, – сказала она, видя, что взгляд его вновь остановился ее лице.

– Это неважно, – отвечал Гимп, клацая зубами. – Завтра я ослепну. Я теперь то слепну, то прозреваю. Порой внезапно. Но когда болею, то слепну непременно.

– Ты запомнишь меня такой, какая есть.

– Дай фото прежней Арриетты.

Она принесла фото. Он долго смотрел, потом перевел взгляд с фотографии на нее, живую, сидящую подле.

– Никакой разницы, – произнес наконец, отбрасывая фото. – Абсолютно.

– А шрамы?

– Я их не вижу.

– Как так? – не поверила она.

– Я же гений, – напомнил он, – хотя и бывший.

– Что с тобой произошло? – спросила она, заранее содрогаясь, ибо рассказ должен быть мерзок. – Ты сделал, что хотел?

– Чего я хотел?

– Узнать, кто такие ловцы.

Он вдруг рассмеялся ядовитым неприятным светом.

– Неважно, что я хотел, важно, что получилось.

– И что получилось?

Он опять играл в свою игру: вопросы без ответов и в ответы, не имеющие смысла.

– Я помог вернуться Элию из мира теней.

– Как?

– Позвал. И он пошел за мной. Только и всего. Ловцы думали, что ловят меня. А я ловил душу Элия. Но на тьму нельзя смотреть безнаказанно. Она заползает под веки и разъедает глаза. Я пробовал смыть ее слезами – бесполезно. Если бы ты была богиней и дала мне амброзии, я бы излечился. Но ты можешь пойти к архиятеру и взять у него глазные капли – они возвращают зрение на несколько часов. Скажи только, что капли нужны тебе, потому что, если скажешь, что капли нужны гению, он заставит тебя заплатить. А капли дорогие.

– Ты останешься здесь? – спросила Арриетта.

– Я же скоро ослепну. Куда мне деваться? Или ты меня гонишь? И не пойдешь за каплями?

– Оставайся, – милостиво разрешила она.