– Но все эти сухие сочинения, которыми восторгается Рим, похожи на корки, оставленные в наследство библиотечным мышам. В Риме умеют сочинять либо сатиры, либо заумные трактаты!
– Это будет пользоваться успехом? – усомнился Серторий.
– Никогда не знаешь, что будет пользоваться успехом, а что нет. Обычно пользуются успехом или божественные произведения, либо посредственные, средние проходят не замеченными, – сказал и я свое веское слово.
– Самое главное – удачно описать смерть героя, – сказал Марк. – Умирая, герой покоряет мир. Как умер наш герой?
– Его могли распять, как раба.
– Человек, который воображал себя богом, умер на кресте? – переспросил Серторий недоверчиво.
– В этом что-то есть – позорная казнь бога, – произнесла Береника задумчиво. – Вслушайся в эти слова. Они волнуют воображение. Они противоречат друг другу – все три. Это корни невиданного растения, прорастающие намертво через человеческую душу. Противоречие, сводящее с ума, приводящее в восторг. Таково бессмертие на вкус. Соленая сладость, сверкающая тьма – вот его название.
– Ну что ж, пусть его распнут на кресте. И тут же начнется страшная гроза, земля расколется и… – принялся фантазировать Серторий.
– Думаешь, это подходящая сцена? – засомневался я. – От нее за милю несет театром. Потом появится бог из машины…
– А кто его казнит? – спросил Марк.
– В Иудее был какой-то философ, которого распяли во времена Тиберия. Я читал об этом где-то. Кажется, у Тацита. Если это так, то отправить философа на казнь должен был Понтий Пилат. Прокуратор Иудеи славился жестокостью.
– Жестокий правитель убивает философа? – засомневался Серторий. – Явный намек на Домициана. – Нас обвинят в желании написать что-то сиюминутное.
– Пусть будет не так, – опять вмешалась Береника. – В нашей книге не должно быть ничего однозначного. Пилат был жесток, но наш философ ему почему-то понравится, и Пилат захочет его помиловать. Царь Ирод посмеется над бродячим философом, первосвященник будет требовать казни, а римский прокуратор попытается спасти несчастного, а когда не получится, воскликнет… – Береника замолчала, подыскивая подходящую фразу.
– «Что за безумье, увы! Ужели смертоубийствоПросто речною водой можно, по-вашему, смыть!» [74] —подсказал тут же Серторий.
– Да, да, Пилат омоет руки, будто захочет смыть с них кровь невинной жертвы, – подхватила Береника.
– Я никогда не был в Иудее, – признался Серторий. – Как я смогу описать эти места?