Боги среди нас

Газеты в семье, кроме него, никто не читал, дочка все советовала электронные издания и книги, но Петр Борисович любил пошуршать, даже понюхать бумажные листы. Наполнившись светом и весной, он взялся за чтение. «"Любимый сад" оставлю на десерт», – решил он и развернул «Наш город сегодня». В глаза бросился заголовок «УБИЛИ, УКРАЛИ, СКРЫЛИСЬ».

«В ночь на субботу было совершено дерзкое ограбление инкассаторской машины. Действовали профессионалы. Два инкассатора убиты».

Петр Борисович обычно пропускал такие статьи, но сейчас что-то заставило его продолжить чтение.

«Наш корреспондент побывал на месте преступления. В фотоотчете вы видите, как два подъемных крана достают из строительного котлована разбитую бронированную машину, которая стала легче на двадцать килограммов денег. Каким образом грабители открыли двери, неизвестно, следы взлома или взрыва на створках отсутствуют. Еще интересный факт – все камеры наружного наблюдения, установленные на этой улице, были отключены. Из источников в полиции стало известно, что здесь замешаны сотрудники банка. И самое главное: украдено около ста миллионов рублей».

Дальше Петр Борисович читать не стал, аккуратно сложил газету и бросил в мусорку. «Даже для удобрений не подойдет», – подумал он. Опять закрыл глаза, было чувство, что от прочитанного испачкался. Подставил лицо ветерку, почему-то вспомнилась война и запахло гарью. С усилием он убрал мысли о прошлом и решил приступить к своему любимому развлечению – «цветочному зрению».

Петр Борисович, а лет семьдесят назад просто Петя, с раннего детства знал, что он не такой, как все.

В юности до войны это выражалась в огромной любви ко всему живому, начиная от растений и заканчивая животными. Он мог часами копошиться в траве, восхищаясь совершенством травинок, или с лупой рассматривать муравейник, завороженно наблюдая труд его жильцов. У него было с десяток разных животных и свой цветочный садик в мамином огороде. На недели он уходил в лесные походы, теряясь во времени и зеленых пространствах.

Он сливался с живностью, с жизнью, становился частью чего-то большего, и мир отвечал ему теплотой, принимая в свои объятия, приоткрывая завесу невидимого.

Война началась, когда ему было восемнадцать лет, и в этой мясорубке его отличие от других людей выразилось иначе. «Заговоренный», – говорили про него. В наступлениях он был впереди всех, из десятков бойцов, уходивших на опасные задания, он возвращался один. Он всегда вызывался добровольцем туда, где смерть ждала других, он шел первым там, где могли дойти только последние.

И вот однажды, когда смерть наступала ему на пятки и казалось, что везение закончилось, он в отчаянии открыл в себе силы, перевернувшие мир, прокричав: «Вода расступись, я иду!»

И вода расступилась.

С этими силами он прошел огонь и воду – от Москвы до Берлина. А после войны жизнь потекла своим чередом со своими радостями и бедами. Чтобы жить так, чудеса были не нужны, они даже пугали. Он вошел в свой привычный круг, и все, что было, показалось сном. Он выбрал, может и неосознанно, простой путь, но часто во снах он был другим: ходил по воде, летал, дарил и забирал жизни, видел прошлое и будущее, создавал и уничтожал целые миры. Но это были только сны.

И вот ему уже почти девяносто лет, у него свой сад, и чувствует он себя прекрасно. Ощущение бессмертности давно прошло, он знал, что скоро умрет, но это не беспокоило его. Последние годы он начал мыслить другими категориями, а зрение подстроилось под них, и теперь он видел реальность через разные фильтры, цветочный был его любимый.

Петр Борисович сидел на лавочке и рассматривал людей. Каждый человек представлялся ему растением, он искал глазами цветы, но последнее время цветов-людей он почти не видел. Картофельные клубни, грибы-поганки, серая биомасса протекала мимо него, и он засыпал под это размеренное течение, и снилось ему, как он своими руками создает цветочных людей – прекрасных девушек-роз, юношей-тюльпанов, одуванчиков-детей. И посторонний прохожий видел чудесную улыбку на старческом лице спящего на лавочке деда.

А дальше дрема нападала снова, и сновидения сменялись одни за другими, и снилось ему, что он огромный старый подсолнух, склонивший голову до земли, и из него падают семечки, а из семечек вырастают сорняки и бурьян, и он просыпался со слезами на глазах.

Тут вдалеке почти у входа в парк мелькнул давно забытый ярко-красный цвет, и он приближался. Петр Борисович проснулся, снял очки, быстро протер их и с замиранием сердца посмотрел на чудо. Человек-цветок шел к нему.

– Все-таки тебя кто-то полил. – Он узнал мальчика-кактуса Ваню.

Только сейчас, в отличие от первого знакомства, его голову венчал, как корона, огромный ярко-красный цветок. Колючки стали острее и больше, и Петр Борисович все понял, давно уже не встречался ему цветок смерти.

– Здравствуйте, Петр Борисович! – Ваня улыбался. – Как ваше здоровье?

Петр Борисович не отвечал, смотря на цветок.

– С вами все хорошо? Вы помните меня?

Ваня подошел поближе.

– Садись, – выдавил из себя Петр Борисович. – Вот мы и опять встретились.