Боги света и тьмы

Наверное, он был очень юн или совсем потерял от любви голову. Мать рассмеялась ему в лицо.

Райан пытался защищаться. Он был не просто увлечен Лилиан. Это была даже не любовь, а нечто большее. Любовь – это чувство между мужем и женой. Но в день, когда в цветущем саду Райан увидел Лилиан, он понял, что чувствовал Первый Намсара, когда впервые взглянул на хику – свою избранницу, свою вторую половинку, ту, что была создана для него Седым Ольном, ту, что верховный бог даровал ему.

Райан пытался объяснить матери, что Лилиан – не просто смазливая служанка, она принадлежит ему, она его хика. Мать велела ему убираться вон.

Королева драконов дождалась рождения малыша. Но больше она не позволила прожить своей невольнице ни дня. Лилиан вывели на центральную площадь города и сожгли заживо на глазах у всего народа и младшего сына королевы. Райан не мог помочь своей возлюбленной: его крепко держали королевские солдаты.

Спустя три дня Райан покончил с собой. Он лежал бездыханный рядом со своей плачущей малышкой. Девочка носила имя, данное ей матерью: Сафира.

А еще через три дня королеву драконов нашли мертвой в своей постели. Кто-то говорил: она умерла от стыда. Другие утверждали, что от горя. Но не так важно было, что именно убило королеву. Главное заключалось в другом: сын королевы драконов посмел полюбить невольницу, и ни для кого это не закончилось добром.

7

Скорым шагом Аша шла к северным воротам. Путь ее пролегал по узким улочкам через новый квартал, выстроенный около храма. После нападения Кодзу пожар бушевал в Фиргаарде три дня; здесь не осталось ни одного целого дома, и отец приказал отстроить все заново. Почти шесть лет сотни невольников трудились день и ночь, пока наконец эта часть города не возродилась из пепла. Сейчас здесь повсюду царил зеленый цвет – цвет возрождения и нового начала. Невольники выкрасили стены домов в зеленый в память о тех, кто погиб в огне.

Улицы все сужались; в некоторых местах между стенами домов едва могла протиснуться ослиная повозка. Аша вышла на торговую площадь, к самому большому городскому рынку. Прилавки торговцев облепили дома, выстроившись неровными, петляющими рядами. Горы шафрана, аниса и паприки вздымались из полотняных мешков; резкий запах кожи ударил в нос Аше, когда она проходила мимо торговцев обувью, их сменили ряды с тканями, и в глазах зарябило от пестрых шелковых отрезов, колыхающихся на ветру.

Рынок тянулся далеко вперед, а сразу за ним возвышались белоснежные стены храма, уходившие в небесную синеву. Аша почти добежала до них, как внезапно путь ей преградила немолодая женщина. Она упала перед девушкой на колени и склонила голову. Аша заметила полоски сажи, въевшиеся в морщинистую кожу, почерневшие ногти, вдохнула кисловатый запах железа, исходивший от одежды незнакомки: очевидно, та была кузнецом.

– И-Искари, – запинаясь, проговорила женщина, прижимая к груди кожаный мешок, – я п-принесла их для тебя.

Мимо них по разным делам сновали невольники. Аша чувствовала их любопытные взгляды. Женщина-кузнец на коленях посередине дороги привлекала слишком много внимания.

– Встань.

Женщина покачала головой и вытащила из мешка нечто, завернутое в перепачканную сажей дерюгу и перевязанное бечевой.

– Пожалуйста, возьми их.

Аша взглянула на протянутый узел. Странная, знакомая форма…

От внезапной догадки волосы зашевелились у нее на затылке.

Онемевшими руками она приняла дар незнакомки и, едва успев почувствовать его тяжесть, поняла, что это.

– Я работала всю ночь и управилась к рассвету, – сказала женщина-кузнец. – Сам Седой Ольн научил меня, как их выковать.

Аша застыла, окидывая взглядом двери и окна ближайших домов. Их обитатели глазели на происходящее, но, встретившись взглядом с Искари, тут же прятались за цветастыми занавесками и деревянными ставнями.

Аша крепче прижала узел.

– Кто-нибудь слышал, как ты их ковала?

Женщина уставилась на булыжники мостовой.

– Я часто работаю по ночам, Искари. Если кто и слышал, то не подумал ничего странного, будь уверена.

– Никому об этом не говори, – велела Аша женщине.

Не поднимая головы и не вставая с колен, та кивнула. Аша обошла ее и поспешила к воротам.

С охранниками на воротах не возникло никаких заминок, но Аша слышала, как они переговаривались, отмыкая тяжелые, обитые железом двери.

– А где ее невольники? – вполголоса спросил один другого.

– И разве она не вернулась с охоты только что? – буркнул в ответ второй.

Искари никогда не выходила на охоту без своих невольников-звероловов. А сегодня – одна, хоть и в своих доспехах и топор висит на бедре. Опять идет в сторону Расселины, а ведь прошел всего день после возвращения с добычей: как-то подозрительно.

Они могли сколько угодно шептаться за ее спиной, гадая, куда и зачем она идет, но не могли ее остановить, потому что Аша была Искари. А вот рассказать Джареку они могли. Ну и пусть.

При мысли о Джареке у нее внутри все сжалось. Она ускорила шаг, углубившись в чащу деревьев, где в разные стороны разбегались охотничьи тропы. «Когда я вернусь с головой Кодзу, все эти воспоминания и раздумья уйдут в прошлое».