— В некотором смысле. — Он замолчал, словно вопрос застиг его врасплох. — Хотя мы не должны были становиться солдатами. Это случилось позже.
— «Мы»?
Меровед остановился и оглянулся, так что Урсула смогла, наконец, рассмотреть его лицо.
— Своего рода братство.
Лицо, теперь уже без вокс-маски и капюшона, излучало благородство — старое, но скорее от мудрости, нежели от возраста, хотя и признаки последнего от нее не укрылись. Темная, с железной проседью, борода, обрамляла квадратный подбородок. Он был коротко подстрижен, за исключением полоски стоящих торчком волос, доходившей ему до лба и разделявшей скальп на две равных половины. Шрам под правым глазом свидетельствовал о серьезном ранении, полученным когда–то давно.
— Я что, все еще смотрю на тебя? — потрясенно проговорила Гедд.
Меровед отвернулся снова, ясно давая понять, что разговор окончен.
— Ксевс будет ждать тебя за воротами. Он проводит тебя обратно в Инорядье.
— Думаю, я и сама найду дорогу.
— Нет, не найдешь, — сказал Меровед, ступив под арку и растворившись в тенях.
Девятая глава
Хезме вела, по ее мнению, самую обычную жизнь. Она трудилась в инфостеках западных районов скрипториума-примус, собирая данные переписей населения, купеческих квот и учета воинской десятины. Работа была нелегкой, и хотя ей не доводилось проводить целые смены, сгибая металл для фюзеляжей в факторуме, либо считать раскаленные, только что из домны, гильзы на пулевой ферме, у нее хватало шрамов. Ветхие листы писчей бумаги, извергаемые из ртов вычислительных сервиторов, регулярно резали ей пальцы. Все было так плохо, что ей пришлось бинтовать себе руки, словно прокаженной. А от таскания кип записей на твердых носителях через все стеки ей так ломило кости, что иногда казалось, будто тяжелый ручной труд и то проще.
Она так и не вышла замуж и не завела детей. Хезме жила одна и имела умеренный доход, исходящий от умеренных ожиданий. Она полагала, что умрет в стеках или в своем прибранном, но убогом жилом блоке. Она была набожной. Хезме боялась всего странного, чуждого, ведьм и еретиков, и льнула к Имперскому Кредо, как младенец к материнской груди. Подвеска в виде аквилы Императора Восходящего была одним из немногих украшений, которые она себе могла позволить, и она преклоняла колени пред его славой на рассвете и закате каждого дня.
Но, глубоко внутри, ей хотелось большего. Набожность должна вознаграждаться. Ксенофобия и нетерпимость нуждались в одобрении. Для того чтобы ненавидеть, чтобы бояться
Она услышала о священнике по тайным каналам, через перешептывания и молву. Кое–кто называл его миссионером, прибывшим говорить о воле Императора и вести неверующих обратно к Его свету. Найти его было непросто. В конце это он нашел ее. Когда она брела по нижней трассе Ворганта в сторону западной промежуточной маглев-станции, путь ей преградила фигура в темно-красном облачении с умудренным годами лицом.
Его обаяние, его непоколебимая вера в Императора человечества покорила Хезме. После этой встречи она уже не вернулась в скрипториум-примус. Скиталец, как его называли остальные, изменил ее жизнь. Подле него она ощущала тепло, и удовлетворение, о нехватке которого до знакомства с ним она даже не догадывалась.
Конечно, у него были другие последователи, и ее поразила необходимость полной и строжайшей секретности. Поначалу она удивлялась, для чего такие меры. Как–никак, поклонение Императору не было преступлением, и в темные времена, которые сейчас переживал город, прилив веры мог объединить недужных жителей.
Лишь узнав о цели ― о Пробуждении, как назвал ее священник, ― Хезме все поняла. Ее потрясала сама только мысль о том, что она знает, что она станет частью столь грандиозного начинания. Столь верна была Хезме, столь всепоглощающе предана цели, что спустя долгие недели, наконец, наступил день, которого она так ждала.
― Ты будешь просвещена, Хезме, ― сказал ей священник.
И в тот момент она поняла ―
Хезме не задавала вопросов, когда ее привели в заброшенное место на окраинах западного района, в ветхий факторум, машины в котором давным-давно остыли, и где меж нарезчиками пуль и формировщиками металла свили шелковистые сети сферопауки.
Босыми ступнями она чувствовала многолетний слой грязи и сажи на полу, теплый воздух трепал тонкую сорочку, пока ее вели в огромную душевую комнату.
По ступенькам, выложенным старой грязной плиткой, холодившей кожу, Хезме спустилась в глубокий бассейн, у бортов которого скопился мусор. Света здесь не было, поэтому в комнату прикатили старые бочки из–под масла, которые наполнили горючим веществом и подожгли. Мерцающий свет озарил круг, выведенный на дне бассейна. В сумрачной комнате он выглядел темно-красным.