Боги войны

Я аж вздрогнул. Слишком увлекся созерцанием бестолковых указателей. Обернулся.

Судя по всему, Высокие Небеса услышали мои мольбы и послали на помощь доброго волшебника, принявшего обличье старикана, до смешного похожего на всесоюзного старосту Михаила Ивановича Калинина.

Сухонький, бородка клинышком, очки на носу — очки, заметим, дорогие, современные, в хорошей оправе. Кроме того, товарищ Калинин вряд ли носил потертую вышиванку под светлым пиджачком и галифе старорежимного образца, заправленные в яловые сапоги.

Дед выглядел этаким агрономом в отставке или колхозным бухгалтером — сельская трудовая интеллигенция. Разговаривает, не употребляя матюги в виде междометий, что свойственно аграрному пролетариату любых возрастов. При себе саквояжик, чисто музейный экспонат.

— Номера, как погляжу, не местные, — продолжил добрый волшебник, окинув взглядом здоровенный джип. — Сто девяносто — это что за регион такой?

— Московская область, — ответил я. — Вообще, мне бы в Белгород. На самом деле заблудился. Объехал Ракитное по северной стороне, думал, выезд здесь неподалеку.

— Думал он, — добродушно прогудел дед. — Промахнулся. Наоборот, левее надо было брать. В Белгород-то зачем?

— Да к родственникам матери, юбилей…

— Добро. Лужин, Савва Ильич, — он протянул руку. — Подбросишь до Венгеровки? Оттуда покажу, как проехать, проще простого… Стар я уже стал, чтобы за полдесятка километров, да на своих двоих.

Я почти не ошибся насчет деревенской интеллигенции — Савва Ильич оказался местным фельдшером, причем трудился на этом поприще бессменно последние пятьдесят пять лет, сиречь с 1956 года, знаменитого XX партсъездом, мятежом в Будапеште и песней Элвиса Пресли «Heartbreak Hotel».

— Прямо, — скомандовал дед, забравшись на переднее сиденье. Критически осмотрел отделанный кожей салон и электронные приблуды. Заметил, словно невзначай: — Кучеряво живете в сто девяностом регионе… А здесь, если будет позволено мне, осколку темного прошлого, употребить столь ученое слово, в англомерации, один фельдшерско-акушерский пункт остался. Да я в единственном и неповторимом числе. Протяну еще лет десять, ну пятнадцать — и все. «Скорую» придется в лучшем случае из Томаровки вызывать.

— Агломерация? — уточнил я. — В каком смысле?

— В самом обыкновенном. Чертова дюжина деревень в радиусе семи километров, иной раз и не поймешь, где кончается Богатое и начинается Меловое или Нижние Пены.

Радио играло тихо, создавая очередным шалай-ла-ла неведомого музыкального канала ненавязчивый фон. В динамиках вдруг зашипело, щелкнуло, и чей-то голос вполне разборчиво произнес на немецком языке:

— Das erste Bataillon… Zwanzig Grad nach links… Vorsicht vor…

Снова шипение и треск.

Старик повел себя самым неожиданным образом: резко наклонился вперед, нашарил на панели аудиосистемы кнопку выключения, отжал ее вниз. Откинулся на спинку сиденья и сделал правой рукой жест, который я истолковал как желание перекреститься — коснулся пальцами лба. Перехватив мой недоуменный взгляд, Савва Ильич преувеличенно медленно положил руку на колени. Пожал плечами.

— Извини, если что не так. Во-он туда, белый домик, зеленые наличники на окнах. Остановишься на пять минут, найду карту района, подробную, еще восьмидесятых годов.

Жил дед на своем фельдшерско-акушерском пункте, в двух комнатках за служебными помещениями, где — вот диво! — обнаружились даже гинекологическое кресло за ширмой и бормашина. Выглядели они ничуть не моложе хозяина. Едва уловимо пахло хлоркой и корвалолом. Чистенько, идеальный порядок. Наверное, бабки деревенские убираться приходят.

— Во-от, — Савва Ильич разложил на столе потрепанную трехкилометровку. — Мы здесь, чуть дальше — пруды рыбкомбината, большие, гектар шестьсот. Едешь к прудам, поворачиваешь на Меловое, указатель есть. Дальше вдоль берега по грунтовке-проселку до Завидовки, мостик через речку пересечешь. Оттуда начинается асфальт, плохонький, но уж чем богаты. Черкасское, Бутово, и вот перед тобой Белгородский тракт. Уяснил?

— Еще как! — я облегченно вздохнул. — А ближайшая заправка?

— Колонка-то? — дед снова ввернул архаичное словечко. — В Томаровке.

— Ну, спасибо вам, Савва Ильич.

— Вместо «спасибо», — непринужденно продолжил дед, — заедешь в Черкасском по адресу улица Пироговка, дом три, на самом выезде, не потеряешься. Вот, глянь на карте. Спросишь Федоровну, от меня передашь коробочки с лекарствами, из области на днях привезли, да мне все переправить недосуг.

В карман моей куртки перекочевали две продолговатые упаковки с сердечными таблетками и флакон капель.

— И ты бы лучше поторопился, — сказал напоследок дед. — Постарайся успеть до темноты.

— Разбойники? — я попытался отшутиться.

— Да какие, к лешевой бабушке, разбойники, — поморщился Савва Ильич. — Со времен Петра Великого и казаков-черкасов ничего подобного в этих местах не видывали… Какое, кстати, сегодня число? Четвертое июля? Ага, ага. Нет, на дорогах безопасно. Мнится иногда… Всякое. Особенно в эти дни. Но, повторяю, безопасно.

— Что значит — «всякое»?