Боги войны

– Ты какого хрена еще здесь? Не хватало мне еще без пушек остаться. Марш назад, на прежние позиции!

– Не ори, как батальон?

– Нету больше батальона, сейчас остатки фриц на траки намотает!

– Если лежать будут, то да! Ты сам-то чего прибежал? Поднимай ребят, танки не будут за ними гоняться по полю, на меня пойдут, я сюда огонь вызываю!

– Сдурел? – охренел Васюченко.

– Да не ссы, отойду я. Мне разведчики нашли местечко слева, оттуда и высоту видно хорошо, да и танки не пойдут.

– Я пошел. – Как-то виновато пожав плечами и опустив голову, комбат выскочил из траншеи.

– Вы и правда так решили? – спрашивает Никоненко.

– А разве ты мне позицию не нашел? – ухмыляюсь я. Тот кивает, понял меня. Даю приказ связным следовать за мной и начинаю пробираться по траншее левее. Метров через пятьдесят останавливаюсь и вскидываю бинокль. Вот, а говорил – хана батальону! Сразу два танка горят, осталось шесть. Немецкие панцеры уже на позициях бывшего батальона, собственная пехота отстала, да и наши вдруг рванули вперед.

– Ничего себе замес, – пробурчал я себе под нос. Танки идут прямо на высоту, а пехота рубится позади. Насколько мог определить, бойцов у Васюченко осталось едва ли не полроты. Ну, может, чуток больше. Немецкие танки выкатываются на позиции, которые солдаты оставили только вчера вечером, и тут я их и крою! Четыре гаубицы – это, ребята, четыре гаубицы. Шестнадцать снарядов за три минуты, да каких снарядов! Если ад на земле возможен, то он в том месте, куда попадает столько снарядов одновременно. Уничтожили или только повредили, но мы остановили все танки противника, отбив атаку. Пехтура немецкая побежала давно, наши не преследовали, некому. А вот я перенес огонь, догоняя убегавших. На нас полетели мины, но я уже понял откуда, да и разведка шепчет на ухо, тоже не просто так наблюдает. В общем, от немецкого батальона, усиленного танками, остались рожки да ножки. Нашим тоже досталось так, что сил уже держать высоту нет. По траншее рассаживались, разбредались жалкие остатки батальона.

– Двадцать восемь бойцов, – констатировал Васюченко, когда я нашел его в траншее. Мой санинструктор бинтовал ему грудь.

– Как он? – не глядя на комбата, спрашиваю у санинструктора.

– Две пули, грудь и живот. Тяжелый он, – выдыхает старый санитар.

– Организуй вывоз раненых, я сейчас свои грузовики вызову, – отдал я приказ по связи.

– Взгреют тебя, вот увидишь, – пытается шутить Васюченко.

– По фигу. Молодцы вы, комбат. Твои парни просто из стали!

– Да вот, видишь, сколько этих самых стальных осталось, – кивает и морщится от боли старлей.

– Да уж, – снимаю я каску, а пилоткой вытираю лицо. Только сейчас заметил, какая жара стоит.

Никто мне плохого за грузовики не сказал и не отчитал. Главное, успели вывезти всех раненых, а было их много. Связался с полком, попросил указаний. Ответ озадачил:

– Держать высоту, стоять насмерть. Соседи продвигаются, скоро будет легче.

– Товарищ командир, так у меня некого поддерживать, от стрелкового батальона осталось двадцать восемь бойцов…

– А ты что, не боец? Оружие есть? Вот и держите оборону, наступать вам и не приказывают! – прокричали в трубку.

Хорошо ему, «держите оборону!» А как, простите? С кем?

– Вадик, собирай всех наших, разведку, связистов, да всех, кто не у орудий, и сюда! – Никоненко, как старший разведчик на батарее, связался по связи и отдал приказ доставить всех свободных бойцов сюда. Чтобы они не потерялись по дороге, разрешил взять машины. Водилы, наверное, страх как сейчас меня костерят. Им-то – сиди себе в тылу, еще дальше, чем позиции батареи, а тут…

А тут началось. У меня вот-вот прибудут грузовики с бойцами, а в небе появились самолеты противника. Надеюсь, водилы не слепые, увидят, что здесь творится, и не поедут дальше. Бомбили нас с таким ожесточением, что было страшно всем. Я лежал в своей щели, которую мне отрыл утром Никоненко, и подпрыгивал всем телом. Земля так трясется, что даже в узкой щели тебя кидает туда-сюда. Несколько раз приходилось откапывать себя, стенки окопов осыпались.

– Потери! – кричу я, когда самолеты улетели. Разведчик у меня был рядом, его укрытие было тут же, поэтому выскочил он мгновенно и побежал вдоль линии окопов. Я отряхиваюсь и вновь приникаю к биноклю. Ан нет, в этот раз немцы не шли, видимо, мало их там было. Но с другой стороны, двадцать танков-то были! Справа от высоты, в километре, может, чуть дальше, тоже стоит стрельба, да и самолеты врага туда ушли.

– Пятнадцать бойцов из батальона, из них трое ранены. Наши все в норме, кроме связиста Пчелкина. Здорово зацепило, товарищ командир, надо в санбат.

– Надо, так отправляй, – ругаюсь я, – машины-то где?

– Не знаю, послал бойца найти. Да, связи нет.

– Связисты, – кричу я, – исправить связь, немедленно! Рация рабочая?

– Да, товарищ командир, – отзывается кто-то из «маркони».

– Передайте в штаб полка обстановку, добавьте, что просим подкреплений.