Боги войны в атаку не ходят (сборник)

Едва Фалолеев, обузданный непреодолимой сердечной тягой к Лине, стал чаще думать о собственном материальном старте, как Лина сама толкнула разговор на скользкую тропинку. Они сидели в недавно открывшемся и чрезвычайно модном ресторане «Панама-Сити»: в расхваленное местечко Фалолеев поспешил сводить Лину первым из всех её ухажёров.

Своеобразное расположение ресторана — на манер кочевого хотона, только юрты, конечно же, не войлочные, шаткие и приземистые, а современные, из добротных утеплённых стен, с фигурными черепичными крышами — молодые люди оценили холодно, без восторга: никакого классицизма, только потуги сотворить из раздельных курятников (среди которых один даже с бассейном) нечто стоящее. Выпив же по бокалу шампанского и критически, свысока, оглядев соседей по залу, Фалолеев с Линой и вовсе сошлись в едином мнении — как всегда народ в этой Чите ломится с выпученными глазами, не зная куда и не зная зачем.

Причина их синхронного небрежения заключалась, однако, не в отсутствии классицизма на территории городка «Панама-Сити», а в другом, в чём откровенно признаться бы друг другу они не поспешили: как у людей молодых, амбициозных, что у Фалолеева, что у Лины, наглядный и успешный старт чьего-то бизнеса возродил крепкого червячка зависти.

Пребывая в пессимистическом ключе, Фалолеев с явным неудовольствием рассказал, как просто, играючи поднимается и Андрей: к задрипанному торговому закутку в военном городке, где даже трём покупателям тесно, очень быстро добавился настоящий магазин в оживлённом центральном месте, недалеко от улицы Бутина. Сам Андрей поговаривает о джипе для себя и уже в планах замахивается на очередной магазин — почти триста квадратов! А он как ездил на служебной «четвёрке», так и ездит, хотя почти все торговые сделки на нём!

— Ты ведь при реальных деньгах, Геночка, — своими изумительными пальчиками Лина провела по лацкану его блестящего, металлического оттенка пиджака, с поразительной невинностью чуть обнажила верхние зубки.

— Они же чужие, — замешкавшись от прямого намёка, поправил он её.

— Вокруг посмотри, на чужих деньгах и поднимаются! — словно желая открыть ему глаза на нравы времени, Лина учительским жестом постучала по столу. — Думаешь, тут денежки из зарплаты копили? Руку на отсечение — бандитские или ворованные.

— А вдруг честно заработанные? — попытался пошутить Фалолеев.

— В нашей стране честно заработанной бывает только нищета, — Лина оборвала его, как строгий судья — хлёстко, вмиг.

Не хватало только удара деревянным молотком, впрочем, и без молотка Фалолеев непроизвольно содрогнулся и понял: если он хочет завоевать Лину, не то что оговорок про честный труд за одну зарплату, а и мыслей подобных быть не должно. Ну, что ж, он её прекрасно понял, а вот пойдёт ли она за ним в рисковом деле?

— С чужими деньгами, между прочим, удирать придётся куда подальше, — вроде шуткой отпасовал он, но душа его возжелала получить ответ отнюдь не шуточный, а конкретный и откровенный.

Прохладный таинственный сумрак ресторана разрывали метущиеся лучи светомузыки и создавали впечатление, будто эта шестигранная «юрта» не кусочек развлекательногостиничного городка, что болтается на окраине города Читы, а увеселительный отсек гигантского космического корабля, отмеряющего тысячи километров в чёрной космической пустоте. Вокруг толкались и галдели незнакомые люди, до которых Фалолееву и Лине не было никакого дела, как впрочем, и наоборот, но люди эти, наряженные в красивые одежды, сплошь веселились и радовались, и олицетворяли поведением и настроением своим, что иного мира, кроме как мира веселья и отдыха, существовать не должно.

Фалолеев сидел напротив Лины, и когда световые всполохи освещали девушке лицо, она — желанная и, увы, по-прежнему недоступная — разила Фалолеева огромными зелёными, инопланетными глазами. Фирменный «иллюзион» этих глаз, когда в них, по артистичному повелению хозяйки, вертелось то что-то наивное и невинное, то лукавое, то небесно-ангельское, то дьявольское, угадывался Фалолеевым с первого дня, но именно этот неповторимый «иллюзион» неизбежно сводил его с ума, гнал из него всю рассудочность и тянул в зрители с неимоверной силой.

Единственное, что ни разу не проявилось в многообразной мозаике её настроений — любовь к нему. Едва он сам признавался в чувствах, затевал на предмет этого серьёзный разговор, как в ответ заполучал смех, иронию, отговорки и даже во всей красе равнодушие. В догадках, что за показным отказом может таиться вообще противоположное, Фалолеев последний месяц не находил себе спокойного места. Сродни золотоискателю, много времени бившемуся над жилой, по всем признакам чрезвычайно богатой, но пока ещё не одарившей ничем, кроме как тоннами пустой породы и смешной, издевательской горстью собственно золотого песка, он начинал каждое утро с одной лишь лихорадочной мысли — когда же, наконец, ему откроется бесценное сокровище?! От какого его действия, от какого манёвра сыщется, заблестит хотя бы краешек дивного самородка?