Боги войны. Запрещенная реальность. Зеленая машина.

Корсон протянул руку и, не встречая сопротивления, погрузил ее в туман. Возможно, он выполнял роль антисептика. Рука, которую он нащупал, была теплой и эластичной, температура ее была не ниже двадцати градусов. В некотором смысле можно было сказать, что женщина жива. Он осторожно взял ее за запястье. Пульс не прослушивался, но сердце, пожалуй, билось. Правда, очень медленно.

— Нет, — сказал Корсон, — они не совсем мертвы.

Слабый ритмичный свет танцевал над ступнями спящих, как семицветная радуга. Корсон задумался, и ему показалось, что он понял значение этого ритма. Это напоминало энцефалоскоп, хотя именно такого устройства он никогда не видел. Две первые цветные полосы были неподвижны.

— Они в коме, — прошептал он. — Тело живет, но мозг спит.

Он видел уничтоженные города и опустошенные планеты, пылающие флотилии и людей, гибнущих тысячами и даже миллионами, но никогда не встречал ничего похожего на этот мавзолей. Может, какой-то народ весь, целиком выбрал такой конец? Может, газон снаружи был кладбищенским газоном? Имело ли смысл поддерживать жизнь этих тел, если они обречены на растительное прозябание? Сколько времени это могло продолжаться? Поддержание процесса, конечно, велось автоматически, о чем свидетельствовали тонкие, как волос, проводки, уходящие под кожу.

Корсон побежал, глядя при этом на очередные контейнеры, и остановился, весь в поту, только пробежав почти километр. Он не заметил ни одного мужского тела. Разумеется, он не мог видеть содержимого контейнеров, расположенных выше, громоздящихся до самого потолка зала, но был почти уверен, что и там только женщины. Ни одной из тех, кого он видел, не было на вид больше двадцати пяти лет, и все были поразительно красивы. Они принадлежали ко всем известным Корсону расам. Замеченное вначале сходство было вызвано определенной системой классификации. Волосы той, которую он потрогал, были черными, волосы последней, против которой он остановил свой бег, были более светлого оттенка. По другую сторону в контейнерах были негритянки с иссиня-черной кожей.

Это была коллекция, собранная со скрупулезностью энтомолога. Корсон вспомнил один эпизод из своего прошлого. Однажды он сражался в музее бабочек. В витринах были не только земные бабочки, но и создания с сотен других планет. Выстрелы и взрывы взметали облака из крыльев мертвых насекомых. Воздух стал тяжелым от сухой разноцветной пыльцы, обжигавшей легкие, несмотря на маски. Под конец музей загорелся, и в вихрях теплого воздуха он увидел стаи бабочек, поднявшихся в свой последний полет.

Разумеется, цвет кожи и волос были не единственными критериями классификации. В вертикальных рядах женщины могли различаться цветом глаз, но Корсон не мог проверить эту гипотезу.

Может быть, мужчины находились в другом блоке? Или же коллекционера интересовали только женщины? Это несомненно означало бы, что он человек. Невероятно извращенный, но человек; у чужака, например, урианина, не было никаких причин коллекционировать именно женщин.

Корсон медленно повернул к выходу. И вдруг ему в голову пришла мысль, единственно возможное объяснение: он открыл лагерь невольниц. Где-то там, в пространстве и времени, боги войны, ведущие невообразимые войны, захватывали толпы невольниц. Побежденные народы они истребляли, а для себя оставляли, согласно древнейшему закону, самых красивых пленниц. Жизнь хуже смерти — здесь это выражение обретало вещий смысл. Богов войны мало волновал комфорт своего стада, а так можно было не заботиться о жилье, пропитании и охране. В истории было полно вождей, убитых своими невольницами. Боги войны обдумали прошлое и сделали соответствующие выводы: они ликвидировали сознание своих жертв. Когда им хотелось, они могли вернуть их к жизни, снабдив искусственной, механической индивидуальностью, больше подходящей для робота. Обработанные таким образом женщины не были способны на самостоятельные решения, даже малое усилие мысли было им недоступно. Если говорить о разуме, то у них его было меньше, чем у человекообразных обезьян. Но богов войны это не заботило. Они не ждали от невольниц ни шуток, ни чувств, ни понимания. Пожалуй, они были психопатами и некрофилами в буквальном смысле этого слова.

Отвращение и ненависть. Корсон попытался убедить себя, что земляне в период войны с урианами вели себя иначе. Он порылся в памяти и вспомнил генерала, приказавшего ликвидировать тысячи урианских заложников в первые же часы конфликта. Вспомнил он и другого вождя, которого видел танцующим на развалинах разбомбленного города. Это был город людей, но его жители пытались вести с урианами переговоры. Потом он вспомнил бежавшего с Эргистала Верана, который, ни на секунду не задумавшись, сделал бы то же самое, если бы увидел в этом какую-нибудь выгоду.