Боги войны

— Такие вояки мне не страшны, — ответил Цезарь как бы между прочим. Он приказал подать себе вина и стал потихоньку его потягивать.

Глаза Панека сузились от гнева:

— Тогда скажи, чего ты хочешь за фараона? Ведь ты чего-то хочешь?

Придворный даже не скрывал своего гнева. Дипломат из него был скверный. Если бы речь действительно шла о золоте, Юлий потребовал бы как можно больше — за то, что с ним говорят в таком тоне.

— Для начала — свободного передвижения по городу, — объявил он. — И не на семь дней, а насколько я пожелаю. Я намерен посмотреть библиотеку и усыпальницу Александра. И дай кого-нибудь, кто покажет город моим офицерам.

Панек растерянно захлопал ресницами:

— Тебя растерзает толпа, консул. Стоит тебе покинуть эти стены.

— Прискорбно, — хмуро ответил Юлий. — Второе условие: пусть покинут страну все советники фараона. Корабли у меня есть, они доставят вас на Кипр или Сардинию — подальше от здешних волнений. Вам пора на отдых, и я готов дать вам немного золота, чтобы вы могли устроиться получше.

Все три египтянина окаменели. У Панека во взоре появился недобрый блеск.

— Ты потешаешься надо мной, консул, в моем собственном городе. Неужели думаешь, я все стерплю? Войско уже собрано. Город полон солдат, которые в бешенстве от того, что ты совершил. Если не вернешь фараона, они утопят в крови твое жалкое воинство. Поверь мне, я не лгу.

— Во время штурма дворца мальчик может погибнуть, — предостерег Юлий. — Подняв меч, вы убьете фараона. Надеюсь, вы сделаете все, чтобы не допустить столкновения.

— Ты не сможешь вечно удерживать Птолемея, — возразил Панек. — Насколько тебе хватит припасов? А воды?

— У нас достаточно припасов, — сказал Юлий, пожимая плечами. — Возможно, ты и прав. Не нужно нам угрожать друг другу. Лучше скажи мне, дорого ли ты ценишь его жизнь. Что ты готов отдать мне за фараона?

Гости посовещались друг с другом на своем языке, и через несколько мгновений Панек, стараясь сдерживать злобу, заговорил снова:

— Мы можем заключить договор о торговле. Я устрою так, что ваши торговцы первыми будут получать наши самые лучшие товары.

— Хорошо, — похвалил Юлий, дав знак, чтобы гостям принесли вина. — Продолжим.

Чтобы достичь окончательного соглашения, потребовалось тридцать дней переговоров и ожесточенных дискуссий. Ни Юлий, ни Панек не посещали этих собраний, предоставив своим подчиненным выдвигать предложения и возражения. Без Клеопатры ничего бы не получилось. Она отлично знала, когда придворным можно уступить, а когда нужно стоять на своем.

Она тоже не присутствовала на переговорах, проводя почти все время с братом, которому позволили передвигаться по дворцу. Удивительно было видеть эту пару, гуляющую по залам и увлеченную какой-нибудь беседой. Еще больше удивляли Юлия их отношения. Клеопатра — старшая сестра этого мальчика и одновременно супруга — взрослая женщина, привыкшая к дворцовым интригам. Фараон прислушивался к ней, как ни к кому другому, и вспышки ярости у него больше не повторялись.

По ночам царица рассказывала Юлию о своем брате. Фараон ненавидит жизнь в душном дворце. Любое приказание фараона должен непременно одобрить Панек. Птолемей не скрывал своей ненависти к советнику. В каком-то смысле до похищения мальчик пользовался гораздо меньшей свободой. Панек был голосом фараона, и войско повиновалось любому слову вельможи.

— Но во имя богов, ведь твой брат — царь! — воскликнул однажды Юлий, когда Клеопатра рассказывала ему о брате. — Почему бы ему просто не приказать, чтобы Панека взяли и отстегали?

— Птолемей еще ребенок и совсем не знает жизни. Панек его запугал, — сказала она. — Я-то не боюсь этого человека. Правда, я проглядела, как советник рвется к власти. — Клеопатра впилась пальцами в постель. — Год назад он явился ко мне и принес приказ фараона — удалиться от двора. Я знала, что это идет не от моего брата, но мне не дали с ним увидеться. Те, кто остался мне верен, последовали за мной. Женщины рвали на себе волосы и посыпали грудь пеплом. Поверь мне, Цезарь, Панек слишком умен, одинокому ребенку не по силам ему противостоять.

На тридцатый день Юлию принесли свиток с договором, и он послал за Птолемеем, чтобы тот поставил свою подпись. Клеопатра тоже пришла, и Панек, увидав ее, даже зашатался.

— Моя повелительница, — едва выговорил советник, падая на колени и касаясь головой пола. Остальные придворные последовали его примеру, и царица улыбнулась:

— Поднимись, Панек, и доведи до конца то, что начал. Благодаря тебе Египет и Рим связаны теперь золотыми узами. Именно этого я и хотела, и твой повелитель тобой доволен.

Панек метнул взгляд в сторону Птолемея, молча смотревшего на них. Фараон медленно кивнул.

— Мой брат и я приняли решение, — нежно ворковала Клеопатра. — Твоя служба кончена, Панек. Мы вернемся к управлению Верхним и Нижним Египтами. Но твой труд не останется без вознаграждения.