Боги войны

— А у других людей от природы есть изъян, — мягко продолжал Таббик, — им все хочется чего-то и хочется, и они на части готовы разорваться. Не знаю, откуда в человеке берутся желания и как его от этого избавить — убить разве что.

Брут с усмешкой посмотрел на старика.

— Теперь ты посоветуешь мне найти хорошую женщину, так ведь?

Таббик покачал головой.

— Не случись у тебя беды — ты бы здесь не сидел и не спрашивал бы, не жалею ли, мол, я о чем-нибудь. Что бы ты там ни натворил, надеюсь, все поправимо. А если нет — тебе еще долго придется переживать.

— Налей еще, — попросил Брут, протягивая чашу. Его чувства словно притупились, но сейчас ему это нравилось. — Ох уж эти доморощенные философы. — Он пригубил вино. — Как вы не понимаете, что кто-то обязательно должен «хотеть и хотеть», иначе где бы мы были? — Полководец нахмурился, задумавшись о своих словах.

— Было бы гораздо лучше, — ответил Таббик. — Прокормить семью — дело нелегкое. Наши увешанные оружием полководцы о подобных вещах и не думают, а вот я — уважаю. Ну, про нас-то стихов не сложат…

На голодный желудок горячее пряное вино оказалось гораздо сильнее, чем думал Брут. Он понимал, что Таббик не прав, просто не мог найти верные слова. Наконец он произнес:

— Нужно и то и другое. Нужно мечтать, или зачем тогда все? Накормить своих детей могут и звери, ну и что? Понимаешь, Таббик, даже звери!

Ювелир насмешливо уставился на собеседника.

— Готов поклясться, не видал я таких слабаков пить. Надо же — «звери»!

— Только одна попытка, — продолжал Брут, подняв кверху палец. — Одна-единственная. От рождения до смерти делай, что в твоих силах. Чтобы люди тебя помнили. Именно так.

Глядя на рдеющие в сумерках угли, он постепенно обмяк.

Собутыльники опустошили весь котелок до самого дна, где темнел густой осадок. Брут давно не мог ни двигаться, ни разговаривать, когда Таббик уволок его в заднюю комнатку и бросил, прямо в доспехах, на какую-то лежанку. В дверях мастер остановился и посмотрел на распростертое тело Брута, который уже вовсю храпел.

— А меня-то мои дочки непременно будут помнить, — пробормотал ювелир. — Надеюсь, ты делаешь правильный выбор. Очень надеюсь.

Юлий вытащил застрявший в зубах кусочек мяса и улыбнулся, глядя на пьяных гостей. Чем ниже опускалась за горизонт луна, тем больше они расходились. Музыка играла неистово — музыкантам тоже перепадало вина. Барабаны и трубы гремели не в лад, кифареды дергали струны непослушными пальцами. За весь вечер Цезарь не услышал ни одной торжественной мелодии, ни одного старинного напева, но эта какофония прекрасно соответствовала его расположению духа. И угощение после солдатского пайка тоже поражало великолепием.

Сегодня Цезарь получил много приглашений, однако это пришло от сенатора Кассия, одного из тех, кто остался в Риме, и Юлий решил, что к нему стоит присмотреться. Первый час обеда прошел в разговорах — Юлий заново знакомился с римским обществом. По всему городу бесплатно угощали вином, и римляне, видно, сочли святым долгом повиноваться приказу Юлия. Они веселились до упаду, и чем ближе делалось утро, тем безудержней становилось веселье.

Юлий почти не слушал пьяного лепета какого-то торговца, который, выпив вина, избавился от благоговейного трепета перед полководцем. Пьянчуга легко перескакивал с одной темы на другую, и от собеседника ему было вполне достаточно редких кивков. Пока торговец сиял от радости и непрестанно бубнил, Юлий разглядывал молодых женщин. Как он и предполагал, они явились сюда именно с целью привлечь его внимание. Некоторые беззастенчиво демонстрировали себя, стараясь почаще попадаться ему на глаза. Юлий не отказался бы кое с кем — и не с одной — разделить сегодня ложе. Лица красавиц пылали от красного вина и вожделения, и полководца возбуждало это зрелище. Слишком долго ему приходилось вести походную жизнь, и редкие встречи с женщинами не утоляли, а скорее, по выражению Брута, «растравляли похоть».

После лагерных девок красавицы Рима напоминали Юлию прекрасных птиц с ярким опереньем, слетевшихся сюда для его удовольствия. Все вокруг, даже угощение, пропиталось ароматом их благовоний.

Цезарь заметил, что собеседник выжидающе молчит, и попытался вспомнить, о чем же тот говорил. Он и сам слегка опьянел, хоть и разбавлял вино водой. Впрочем, с момента, когда Юлий миновал Квиринальские ворота, он был как во хмелю от собственной удачи и от встречи с родным городом. Видно, дело не только в вине.

— Мои братья будут очень рады, ведь после Помпея город попал наконец в надежные руки, — продолжал торговец.

Юлий наблюдал за людьми и воспринимал голос собеседника как некий посторонний шум. Его подогревала мысль, что скоро он окажется наедине с какой-нибудь прекрасной римлянкой, но пришла пора задуматься и о чем-то более серьезном, чем подруга на одну ночь. Когда-то Юлию сказали, что ему нужен наследник, а он лишь посмеялся. Правда, тогда он был моложе и многие из друзей были еще живы.