Боги войны

Лабиен слегка покраснел. Он говорил, как всегда, осторожно: стоит проявить раздражение, и начнется очередной словесный поединок, в котором Брут наверняка одержит верх.

— Ты отлично знаешь, что я тут ни при чем. У Помпея есть и другие советники. Кто-то напомнил ему об успехах твоих экстраординариев в Галлии. После первого сражения ты примешь командование — у тебя будет подвижный отряд для прикрытия наших слабых мест во время боя.

— После первого сражения? — переспросил Брут, не зная, чего ждать дальше.

Лабиен извлек из-под плаща свиток, скрепленный печатью Помпея. Протянул его Бруту и не без удовольствия продолжил:

— При первом столкновении с частями противника твой отряд должен находиться на передней линии. Так приказал Помпей. — Лабиен не спешил и очень тщательно выбирал слова. — Помпей приказал передать тебе: он надеется, что ты уцелеешь в первой битве, и тогда в дальнейшем ходе войны командующий сможет воспользоваться твоим опытом.

— Уверен, что он именно так и сказал, — холодно ответил Брут.

Ясное дело — Помпей решил «воспользоваться его опытом» по совету Юлии. Она обещала употребить свое влияние на мужа; а больше никто не мог поддержать Брута. Помпей разрывался между желанием использовать опытнейшего полководца и боязнью поверить вражескому лазутчику. Совет Юлии — та малая крупица, которая перевесила нужную чашу весов.

Лабиен наблюдал за Брутом со смешанными чувствами. Этот галльский ветеран — непростой человек. Обучая в Греции солдат, он проявил непревзойденное понимание и местности, и людей. И в то же время он высокомерен, а порой до наглости заносчив. Как и Помпей, Лабиен не желал потерять полководца, чей боевой опыт больше, чем у любых троих советников Помпея, вместе взятых. Подобный человек неоценим для противостояния Цезарю. При условии, что ему можно доверять.

— Заходить мне недосуг, — заявил Лабиен, которого никто и не приглашал, — укрепления еще не достроены.

При упоминании об укреплениях Брут страдальчески поднял глаза. Тут он ничего не мог поделать. По приказу Помпея начали строительство стен и фортов — на целые мили вокруг Диррахия. Быть может, старику казалось, что так надежнее, но Бруту претила сама мысль об этом. Приказ как нельзя лучше показывал, что Помпей слишком уж высокого мнения о талантах Цезаря. А готовить оборону задолго до высадки противника — скверный способ поднять боевой дух своих воинов. И очень плохо, думал Брут, когда солдаты могут отступить и укрыться в безопасном месте — это не прибавляет им отваги.

— Будем надеяться, Лабиен, что укрепления и не понадобятся, — проговорил он более резко, чем сам того хотел. — Быть может, нам удастся разбить Цезаря — тогда и прятаться не придется.

Холодный взор Лабиена стал совсем колючим — полководец понял намек и не мог решить, отвечать на оскорбление или нет. В конце концов, безразлично пожав плечами, он произнес:

— Будем надеяться.

Затем Лабиен дал знак своей охране выйти из строя и следовать за ним в город. Остальные солдаты неподвижно стояли над рекой, замерзая на ледяном ветру.

Брут был в хорошем настроении и не стал продолжать перепалку. Он отсалютовал Лабиену, и тот с облегчением отсалютовал в ответ.

— Передай командующему, что я выполню его приказ и очень благодарен за пополнение, — сказал Брут.

Лабиен кивнул. Он вскочил в седло, и взгляды полководцев встретились. Заместитель командующего смотрел так пристально, словно надеялся проникнуть в мысли Брута и понять — с кем он. Потом развернул коня и неспешно двинулся к Диррахию.

Как только галеры достигли причала, загрохотали остроносые «вороны»,[3] и по ним на стоящие в порту суда побежали солдаты Юлия. Корабли Помпея оказались между галерами Цезаря словно в тисках. Многие легионеры перескакивали на вражеские суда, а уже с них на землю. Солдаты быстро заполонили весь берег; они безжалостно расправлялись с командами противника и двигались вперед.

Когда дошли до Орика, там образовалась настоящая свалка. В этом портовом городе находилась тысяча легионеров Помпея — их следовало сокрушить в первую очередь. Некоторые успели зажечь сигнальные огни из сырых веток, и клубы дыма поднимались вверх, оповещая о случившемся все близлежащие земли. Юлий велел своим воинам не щадить противника, пока не добьются явного перевеса, и скоро улицы Орика увидели, как первую тысячу солдат Помпея изрубили на куски.

Три галеры, команды которых заметили флот Цезаря, даже не пытались пристать — они повернули к северу, неся Помпею весть о вторжении. Юлий понимал, что следует извлечь как можно больше выгоды из внезапного нападения. Если бы к нему шло подкрепление, он мог бы удерживать земли вокруг порта, но все его силы уже здесь. Нужно идти дальше, и консула раздражал каждый миг задержки: из галер еще выгружали тяжелые орудия. С моря никакая опасность не грозила — галеры перегородили весь порт. Сразу после выгрузки последнего орудия Юлий велел потопить суда, и порт оказался полностью закупорен.