Боги войны

Этими мыслями он ни с кем не делился, но когда прибывающие солдаты входили в город и Агенобарб считал их, то от гордости становился словно чуть выше ростом. За долгую службу ему довелось командовать не более чем сотней, и вот, хоть на несколько дней, он почувствовал себя равным прочим римским военачальникам.

К радости Агенобарба примешивались вполне обоснованные опасения. Если он позволит загнать себя в ловушку, то потеряет все. Упусти он возможность уничтожить человека, которого боится сам Помпей, слух об этом разойдется повсюду, и до конца жизни на Агенобарба будут указывать пальцем. Агенобарб не выносил, когда приходилось медлить, а теперь множество людей ждут от него приказа и видят его замешательство.

— Господин, нужно ли закрыть ворота? — подошел сзади заместитель.

Агенобарб посмотрел ему в лицо и вдруг почувствовал раздражение — столь юным и самоуверенным тот казался. Ходили слухи, что у Сенеки в Риме большие связи, и Агенобарб не мог не заметить, как роскошно он одевается. Глядя на Сенеку, командующий чувствовал себя стариком, даже суставы начинали ныть. В такой момент терпеть чужую заносчивость — это слишком. Молодой офицер, видимо, старался скрыть высокомерие, но за свою жизнь Агенобарб повидал немало подобных людей. Как бы они ни лебезили, их все равно выдают глаза, и становится ясно, что если в деле замешаны личные интересы, таким лучше не доверять.

Агенобарб глубоко вздохнул. Конечно, особенно обольщаться не стоит, но так приятно самому принимать решения!

— Тебе приходилось сражаться, Сенека? — спросил он.

Лицо юноши побледнело, затем на нем вновь появилась привычная улыбка.

— Еще нет, господин, но, надеюсь, я пригожусь.

Агенобарб слегка оскалился.

— Я знал, что ты так скажешь. Не сомневался. Сегодня ты сможешь себя проявить.

Помпей стоял один в здании сената, прислушиваясь к воспоминаниям. По его приказу кузнецы выломали двери, которые теперь криво висели в проемах. С улиц древнего Рима пробивался сквозь завесу поднятой пыли тусклый свет. Помпей с кряхтением опустился на скамью.

— Шестьдесят пять лет, — пробормотал диктатор в пустой зал. — Я слишком стар, чтобы снова воевать.

У него случались минуты слабости и отчаяния, и тогда под гнетом прожитых лет все тело болело и молило об отдыхе. Видно, пришло время оставить Рим молодым волкам — таким, как Цезарь. В конце концов, этот наглец уже доказал, что обладает важнейшим качеством правителя Рима — умением выживать. Когда гнев не затуманивал мысли, Помпей почти восхищался Юлием. Было время — он не поставил бы и бронзовой монетки за его возвращение целым и невредимым.

Толпа любила Цезаря за военные успехи, а Помпей ненавидел — за любовь толпы. Даже самое незначительное событие — чуть ли не покупка нового коня! — давало Цезарю повод слать в Рим победные реляции, которые потом обсуждались на улицах. Простые горожане собирались и жадно внимали любым новостям, хоть бы и самым пустяковым. Любопытство их было ненасытным, и только люди, подобные Помпею, качали головами, удивляясь: неужели можно так унижаться? Цицерон и тот утрачивал свою дальновидность, когда речь заходила о сражениях в Галлии. Что же мог противопоставить сенат Цезарю, который писал о взятии городов и о чудесах вроде меловых утесов где-то на краю земли?

Помпей сердито фыркнул, жалея, что не может разделить свои чувства с Крассом. Именно они вдвоем — какая горькая ирония! — взрастили в Цезаре столь непомерное честолюбие. Разве не сам Помпей согласился на триумвират? Тогда все, казалось, выиграли, но теперь галльские легионы шли на Рим, и Помпей каялся, что в свое время не проявил дальновидности.

Он отправил Цезаря в Испанию — и тот вернулся и стал консулом. Он послал его покорять дикие галльские племена — могли ведь дикари соблюсти приличия и прислать Цезаря обратно изрубленным на куски? Нет. Юлий вернулся домой гордый, как лев, а римляне ничто не ценят так, как победу.

Черная злоба тенью легла на лицо Помпея, когда он подумал о сенаторах, которые его предали. Лишь две трети из них откликнулись на призыв отправиться в Грецию, а ведь все обещали и клялись прилюдно… Остальные затаились, предпочли не делить изгнание с правительством, а дождаться армии изменника. Удар был тяжелый, просто сокрушительный. Сенаторы прекрасно знали, что у Помпея нет времени разыскивать их и вытаскивать из убежищ, и это злило его еще больше. Промедление и без того оказалось опасно долгим — диктатор задержался в городе, поскольку хотел дождаться солдат, снятых с дорожных постов и застав. Если Агенобарб быстро их не пришлет, придется отправляться без них. Окажись Цезарь у ворот Рима раньше, чем Помпей покинет город, и все планы диктатора пойдут прахом.