Как и ожидала она, Прокл Лисипп не ответил сразу — зато Андрей Интелик уже оправился от шока, вызванного ее появлением.
— Итак, ты лжешь, декурион! — торжествующе возгласила она, упреждая обоих. — Ты лгал народу Богохранимой Амории! Ты не был в Муспельхейме! Ты Варга не ловил! — внезапно, повинуясь наитию, она выхватила у Лисиппа костыль и воскликнула, обращаясь в толпу: — Друзья, есть среди вас врачи? Прошу, пусть врач осмотрит этого «героя»!
Снова на мгновение воцарилась тишина, затем Интелик пробудился, встал между Лисиппом и Софией и прокричал:
— Это провокация! Друзья…
— Глядите, граждане, какая провокация, — со смехом прервала его София, — герой отважный, изувеченный войной, стоит без костылей! Пожалуй, врач не нужен: разоблачение случилось!
К ужасу Андрея, в толпе тоже раздался смех, и по адресу Лисиппа прозвучали слова, которые он заслужил. Однако Андрей не считал себя проигравшим; в Плебсии молодому делегату уже доводилось раза два пикироваться с Софией Юстиной, и он не испытывал перед ней трепета.
Возможно, Андрею удалось бы выкрутиться, если бы «герой» сам не подвел его: Лисипп неожиданно соскочил с помоста и, провожаемый насмешками, скрылся в толпе.
— Вот такова же цена «правды», которую вы услыхали нынче! — воскликнула София.
Но она понимала: самое трудное, поединок с Интеликом, впереди — поединок, где судьей была преданная своему вождю толпа…
— Это вы подстроили! — крикнул Андрей. — Ваш человек презренный провокатор!
София понимала: это не спор двоих, не суд и не публичная дискуссия — это митинг. Андрей пытается перехватить инициативу и вынудить ее к оправданиям. Ни в коему случае нельзя оправдываться! И дискутировать перед толпой нельзя — необходимо апеллировать к толпе. И чем смелее будет обвинение, тем сильнее эффект — либо ужаснее поражение. София вытянула руку и указала пальцем на Андрея:
— Вот провокатор истинный, подстроивший обман! Чьими деньгами ты заплатил актеру, сыгравшему героя? Кто дал тебе такие деньги? Корнелий Марцеллин?! Ну, говори народу правду!..
Андрей делал все, чтобы взять себя в руки. Он не был заурядным трусом, особенно на митингах, толпа была его стихией. Ему ничего не стоило ответить Юстине. За словом он в карман бы не полез. Но перед мысленным взором Андрея вставало ибисоносое лицо, внушавшее ему безотчетный ужас, и до сознания доносились суровые предупреждения Марцеллина: «Не смей бороться с племянницей моей: она тебя положит и меня ославит! Предоставь это дело мне…». И сейчас Андрей не знал, как поступить: то ли ответить Юстине со всей силой, то ли отступить, то ли отбиваться… Марцеллин не оставил на такой случай никаких указаний!
— Ну, говори народу правду! — наступала София. — Еще скажи, кто оплатил твое избрание в Стимфалии! И почему в Стимфалии? Чей ты слуга, Андрей Интелик, этих свободных граждан или стимфалийских монстров? Или Корнелия? Или магнатов Киферополя?..
Толпа пришла на выручку любимцу. Оттуда выкрикнули:
— Эй, Юстина, не трогай нашего Андрея! Если уж явилась, ответь сама за прегрешения свои! …И в это же самое время Медея Тамина поняла, что для нее, Тамины, настал час истины. София увлеклась в водоворот бессмысленной стихии… и гибнет в нем! Однако София подобна богине, Софии часто удается невозможное — София может победить! И ее, Медеи, долг — помочь Софии победить. Или спасти Софию в случае поражения.
Медея подошла к старшему милису, распахнула плащ и, придав своему голосу повелительный нотки, заявила:
— Я проконсул Медея Тамина. Вам надлежит повиноваться мне, центурион.
Центурион перевел взгляд с трибуны, откуда вещала София, на новый неожиданный персонаж, удивленно качнул головой при виде двух генеральских звезд и спросил:
— Что делает проконсул на митинге плебеев?
Медея нахмурила брови и отчеканила:
— Логофет София Юстина и я присутствуем здесь по соображениям государственной необходимости. И если с ее светлостью или со мной что-нибудь случится, отвечать будете вы, центурион! Я приказываю вам вызвать подкрепление, дабы упредить возможные беспорядки. Исполняйте!
Колебания центуриона милисов длились несколько секунд, затем он отдал честь Медее и ответил:
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Центурион призвал подчиненных, чтобы распорядиться о подкреплении, — а Медея почувствовала сладостно-щемящее ощущение власти, превосходства, упоения этой властью и этим превосходством… «Он исполняет мой приказ, — подумала она, — хотя по закону не обязан подчиняться мне, я не его начальница. Но он мне подчинился, потому что мои звезды и моя воля оказались сильнее!». …София услышала глас из толпы:
— Ответь сама за прегрешения свои!
Испуг — конец, смущение — позор и проигрыш. София вскинула руку и воскликнула:
— Кто это сказал? Пускай покажется могучий криком человек — увидеть я хочу его; увижу и отвечу!
Никто не вышел: очевидно, «могучий криком человек» опасался, — нужно сказать, не без оснований! — за свою безопасность после митинга.