Богини Колизея. Любовь и кровь

Немного успокоившийся старший тренер вновь почувствовал, как в его душе разгорается злоба. Марс Мститель, чем он провинился? Ему только плакс не хватало! Привыкший к жесткой дисциплине, Фламм так рявкнул на отвергнутую блондинку, что бедняжка присела от страха, и уже занес руку, чтобы в воспитательных целях отвесить ей оплеуху, как между ним и его жертвой возникла темнокожая дочь Африки.

— Остановись, Фламм, обещаю, что завтра она будет готова выполнить любое твое приказание.

Юпитер Всеблагой! И что делать в таком случае? Будь она мужчиной — давно бы валялась на земле, получив хорошую зуботычину, а с девицей что делать? Хозяйский товар портить — занятие неблагодарное, но и оставлять безнаказанной нахалку тоже нельзя, потому как дурной пример заразителен. Ларвы [16] ее заберите! Мало того, что теперь ему придется дни и ночи следить, чтобы его парни не лазили на женскую половину, мало того, что эти дуры меч поднять не смогут, так с ними еще и сюсюкаться надо!

В бешенстве ветеран гладиаторских боев топнул ногой.

— Ужин «курицам» не давать! — гаркнул он, обращаясь к своим не менее расстроенным помощникам. — Жрать будут, когда научатся подчиняться!

Выругавшись непотребными словами, до которых был большой мастер, он повернулся и, размашисто шагая, понесся прочь, пиная ногами все, что попадалось по дороге.

Сопровождавшая его троица тоскливо переглянулась.

— Идите за мной, — приказал пленницам один из помощников Фламма — мрачный верзила с глазами усталого убийцы. — Я покажу вам ваши комнаты. Без разрешения из них не выходить, по школе не болтаться, громко не разговаривать, не ворожить и не петь. Завтра пойдете отмываться в термы, после чего получите подушки и одеяла. Сегодня поспите на досках, не помрете. Если обнаружу на ком-нибудь вшей или блох — отправлю в карцер. И последнее: первую из вас, которую увижу с кем-нибудь из наших парней, утоплю в Тибре в зашитом мешке как отцеубийцу. Ясно?

— Да, — проблеял нестройный хор чуть живых от усталости и нервной встряски молодых женщин, только сейчас понявших, куда завела их коварная Фортуна.

— Тогда идите за мной. Живо!

Спотыкаясь на каждом шагу, вереница деморализованных амазонок, как стадо овец, потянулась за вожаком, а тех, кто отставал, подгоняли тычками в спину вооруженные рабы из школьной охраны.

Свами, так звали нубийку, была уверена, что их запрут в вонючем подвале, но страхи оказались напрасными. Девушек разместили по четыре человека в маленьких, но чистых, недавно оштукатуренных комнатах, убранство которых состояло из двухэтажных нар, стола, пары табуреток, небольшого медного таза со стоящим в нем кувшином с водой и четырех глиняных кубков.

Ее (о счастье!) поселили вместе с Корнелией — той самой изгнанной из хозяйских покоев блондинкой, с которой она подружилась еще у прежнего хозяина.

Поскольку их было только двое, а постелей четыре, можно было не спеша выбрать место получше.

Что ж, по сравнению с грязным каменным мешком, где торговец живым товаром держал своих узниц, это почти императорский дворец. Завтра, когда перестанет ломить все тело и предательски слипаться глаза, можно будет хорошенько осмотреться.

Выбрав левую нижнюю койку, нубийка рухнула на жесткие доски и смежила усталые веки. Перед ее внутренним взором замелькали события прошедшего дня от многочасового стояния посреди форума до тяжелого недоброго взгляда, брошенного на нее крепкой русоволосой девицей, мощной, как Афина Паллада.

— Похоже, Корнелия, нам здесь скучать не придется! — невнятно пробормотала она, быстро погружаясь в сон, словно лежала в удобной постели, а не на плохо оструганных досках.

— Ты что-то сказала? — переспросила блондинка, расчесывая найденным на полочке гребнем роскошные волосы, спадавшие крупными кольцами ниже тонкой талии.

Но ей никто не ответил, и девушка поспешила последовать примеру своей темнокожей приятельницы.

За стеной раздавались громкие вопли и ругань — там делили постели. Это были последние звуки, услышанные будущими венатриссами, прежде чем они заснули.

А в это время в расположенной по соседству таверне «Мечта центуриона» тренеры «Звериной школы» заливали горе неразбавленным вином.

— Ну и что мне с ними делать? — угрюмо тосковал Фламм, уставившись остекленевшими глазами в противоположную стену, на которой красовалась фреска, изображающая бой Ахилла с Гектором. — Они же ни на что не годны. Ни на что! Что скажешь, Нарцисс?

Его подручный, только что распределивший девиц по отведенным им комнатам и теперь страдавший от дурных предчувствий не меньше шефа, понимающе вздохнул и промолчал.

— А что, если мы добавим в этот пресный суп немного перца? — поинтересовался доселе молчавший третий помощник Фламма — молодой гладиатор, полгода назад отпущенный из нероновской школы как рудиарий, то есть человек, получивший на арене символ свободы — деревянный меч. Проболтавшись пару месяцев по окрестностям Рима в поисках лучшей доли, он вернулся назад в знакомый мир боев и осел у Федрины, занимаясь натаскиванием новичков.