Богини Колизея. Любовь и кровь

На следующий день спина Ахиллы выглядела гораздо лучше, и девушки вознесли богам хвалу, радуясь, что треволнения остались позади. Но, видимо, небожители так не считали, потому что наших венатрисс ждало сразу несколько сюрпризов.

Обед уже давно закончился, и наши охотницы потихонечку готовились ко сну, уговаривая Ахиллу подождать еще немного, прежде чем снова вставать в строй. Неугомонная гладиатрисса клялась, что чувствует себя как молодая кобылица, но Свами и слышать не хотела о том, чтобы позволить подруге слезть с «насеста». При этом она успевала зашивать неизвестно откуда появившуюся дырку на поношенной тунике и жевать принесенный из столовой кусочек сыра. Рядом с ней сидела Корнелия, пытавшаяся уложить роскошные белокурые пряди в новую прическу.

Луция тоже занялась своей внешностью, с грустью разглядывая руки, некогда белые, с тонкой кожей, теперь загорелые, шершавые, с обкусанными ногтями, заусеницами и грубыми мозолями. Таких ладоней она не видела даже у последней рабыни в родительском доме, а уж Луций Нумиций умел заставить «говорящий скот» трудиться до полного изнеможения! Она вспомнила отца и Присциллу и вдруг почувствовала, что не испытывает к ним той удушающей ненависти, когда от ярости дрожит голос и трясутся руки. Ничего подобного! Впервые она подумала об их убийстве как о рутинной работе и сама поразилась произошедшей метаморфозе. Бывшая патрицианка как раз собиралась поделиться неожиданными мыслями с Ахиллой, как раздался осторожный стук, и на приглашение войти в комнату заглянули те, кого они меньше всего ожидали увидеть.

Когда в дверном проеме появились Германика с Виданой, испуганная Корнелия пискнула что-то невразумительное и мышкой метнулась за крепкую спину Свами, а Луция на всякий случай огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь такого, что можно было использовать в качестве оружия. Увы, после эпопеи с медведем у них отобрали все, что могло бы сойти за орудие убийства, включая шпильки для волос.

Федрина здраво рассудил, что девушки достаточно подготовлены для того, чтобы даже палка в их руках стала представлять опасность. Кроме того, он запретил им заходить в чужие комнаты, чтобы исключить тайный сговор. Лучше, знаете ли, подстраховаться, чем получить головную боль из-за компании буйных амазонок. Они же все сумасшедшие! Даже невозмутимый Нарцисс стал плохо спать по ночам и потребовал увеличения жалованья. Денег, положим, он не получил, но пришлось пообещать бедняге двойную премию в случае хорошего выступления его подопечных.

Так что, учитывая последние распоряжения ланисты, появление гостей в неурочное время было более странным явлением, чем июльский снег. Ко все возрастающему удивлению Луции и Свами, северянки повели себя чрезвычайно миролюбиво, что могло говорить о двух вещах: либо они замыслили какую-то серьезную пакость и не хотят раньше времени ее обнаружить, либо свершилось чудо сродни рассказам иудеев о расступившемся море.

Решив, что лучше перестраховаться, чем быть застигнутой врасплох, Свами на всякий случай встала в проходе между нарами, положив руки на верхние койки так, чтобы гостьи не смогли пройти дальше входа. Но те никак не отреагировали на ее демарш, чем еще больше насторожили недоверчивую нубийку.

Критически оглядев помещение, будто их комната чем-то отличалась от этой, Германика взглянула в лицо Свами льдинками голубых глаз:

— Успокойся, женщина с сожженным лицом. Мы пришли с миром. Видана принесла для вашей смелой подруги лекарство, которое ей дал лекарь самого Домициана.

Развернув пестрый лоскут, оказавшийся платком, ее спутница вытянула руку, на которой лежал стеклянный флакон с темной жидкостью.

Нубийка отрицательно покачала головой, недоверчиво глядя на подношение:

— Неужели вы думаете, что я буду этой дрянью мазать Ахиллу? А если там яд?

— Свами, не будь дурой, — прозвучал с верхней койки неунывающий голос. — Им совершенно ни к чему меня травить. Они же не сумасшедшие, чтобы отделаться от хорошего бойца незадолго до выступления. Я права?

— Абсолютно, — согласилась Видана. Мягко, но настойчиво отодвинув Свами плечом, она встала у изголовья скифянки. — Позволь я намажу этим твою спину. Пахнет, конечно, отвратительно, но зато хорошо помогает. И скажи своей темнокожей подруге, чтобы она не мешала: у нас не так много времени на выяснение отношений. Нарцисс велел отдать флакон и тут же уходить.

— Он знает, что вы здесь? — удивилась нубийка, неохотно посторонившись перед германкой и сигналя Луции глазами, чтобы та на всякий случай была наготове.

— Мы ему объяснили, зачем это нужно, и он нам позволил, — пояснила белокурая красавица, откидывая со спины Ахиллы тонкое одеяло. — О, я смотрю, твои раны уже почти затянулись! Чем вы их лечили? Не может быть, чтобы они так быстро зажили сами собой.

И тут ее рука, в которую была налита жидкость из флакона, замерла, а глаза гостьи расширились, словно она увидела нечто совершенно невозможное. Луция проследила за направлением взгляда германки — та неотрывно глядела на татуировку, украшавшую левую лопатку Ахиллы.