Богиня

– Начнем со второго акта, – безжалостно требовала Мэй. – Ваши движения должны быть более отточенными, более решительными, чем движения перед камерой. Жесты сдержанные, но многозначительные. Но главное – интонации.

Валентина начала снова, и дейм Мэй откинулась на спинку кресла, пристально наблюдая за ученицей. Вот она – естественная, обладающая безошибочными инстинктами, интуицией и природным талантом актриса, учить которую – радость и счастье. Ее неотразимый магнетизм, властное физическое притяжение ошеломит театральную публику, как в свое время любителей кино.

Они вместе обсуждали роль Гедды. Пытались разобраться в ее изломанном характере, изучали мотивы поступков. К вечеру Валентина, измученная, едва передвигая ноги, добиралась до своего роскошного номера, где спал мирным сном Александр, и осторожно целовала детский лобик. Сын несколько раз просил Валентину разрешить ему присутствовать на премьере. Она надеялась и молилась, чтобы спектакль имел успех. Пусть малыш порадуется за мать.

– Не могли бы мы пообедать вместе? – спросил ее Брук Тейлор утром того дня, когда должна была состояться генеральная репетиция.

Валентина, занятая примеркой костюма для первого акта, подняла глаза:

– Сожалею, Дентон, но я всегда обедаю вместе с сыном.

– В таком случае ужин?

Валентина кивнула. Продюсер, очевидно, хотел поговорить с ней без посторонних. Неужели решил заменить ее в последний момент?

– Что ему от меня надо? – спросила она Лейлу, тревожно хмурясь. – Мне казалось, все идет хорошо.

– Так и есть, – заверила ее Лейла, наклоняясь и ставя игрушечный поезд Александра на рельсы, опоясывающие пол номера. – Может, собирается обсудить рекламную кампанию. Но что бы то ни было, я свободна на всю ночь!

– И что ты намереваешься делать со своей свободой? – удивилась Валентина, застегивая жемчужную нить, низко спускавшуюся на задрапированный мягкими складками лиф платья.

– То же, что и всегда, – отозвалась Лейла, коварно блеснув глазами. – Ускользну к своему дружку Рори.

– Нельзя до бесконечности дурачить такого человека, как Брук Тейлор, безнаказанно, – упрекнула Валентина, поднимая маленькую кожаную сумочку. – И тогда прощай «роллс-ройс», меха и драгоценности…

– …и все мои дальнейшие планы, – договорила Лейла. – Мне все равно, Валентина. На сей раз я по-настоящему влюбилась. И мне нужен всего один успех на Бродвее. Всего одна пьеса, которую я могла бы с гордостью вспоминать. И когда я добьюсь своего, брошу все с чистой совестью и стану жить со своим Рори в счастливой бедности, и даже в шалаше, если понадобится.

– Рори очень талантлив, – возразила Валентина. – Вряд ли его назовешь нищим.

– Да, но по сравнению с Дентоном он жалкий бедняк, – хихикнула Лейла.

– Как и все мы, – невольно усмехнулась Валентина. Зазвонил телефон, и Лейла бросила подруге лайковые перчатки.

– Он предупреждает, что ждет тебя. Желаю хорошо провести время, и если он упомянет, что собирается заехать ко мне, после того как простится с тобой, пожалуйста, постарайся его отговорить. Скажи, что я рано легла спать. Что у меня нервный срыв, чума, холера, только не дай ему обнаружить, что я не пребываю одна в своей квартире, в целомудренном ожидании, умирая от тоски.

Валентина поцеловала Александра, помахала Лейле и вышла в коридор, снова и снова гадая, для чего понадобилось Дентону Брук Тейлору говорить с ней наедине.

Они поужинали во французском ресторане, таком привилегированном и дорогом, что ни одному фотографу не удалось пронюхать об их свидании. Стены были обтянуты лимонным шелком в стиле Людовика XVI, стулья и банкетки – золотистым бархатом, а хрустальные люстры сделали бы честь Версалю.

Дентон обсуждал меню с метрдотелем на безукоризненном французском и, сделав заказ, самодовольно откинулся на спинку стула. Окружающая обстановка удивительно гармонировала с его наружностью и манерой держаться. Валентина ждала, что он заговорит, объяснит причину сегодняшнего приглашения, однако вместо этого Дентон произнес:

– Вы сегодня очень красивы.

Валентина судорожно сжала ножку бокала. Она много-много раз видела подобное выражение в глазах мужчин. Мистер Дентон Брук Тейлор пригласил ее на ужин не для того, чтобы обсуждать пьесу.

– Спасибо, – холодно ответила она.

– Я не нравлюсь вам, верно, Валентина? – улыбнулся Дентон.

– Лейла – моя лучшая подруга. Я думала, вы хотите видеть меня, чтобы поговорить о спектакле. Знай я в чем дело, никогда не приняла бы приглашения.

– Как чопорно и сухо!

Он и не подумал отвести от нее взгляд. Ее невероятные глаза завораживали, притягивали. Чуть раскосые. Огромные. Именно они делают ее лицо таким неповторимым? Или словно высеченные резцом скульптора скулы и подбородок? Дентон был истинным ценителем предметов искусства. Собирал их. Копил. Берег.

Дентон вновь оценивающе окинул взглядом Валентину. Нет, магнетизм, неодолимая притягательность, так отличавшие ее от остальных женщин, не имеют ничего общего с ее красотой. В ней было нечто непостижимое. И недостижимое.