– Да, – кивнула она, зная, что после этого их дружба с сыном уже никогда не будет столь же крепкой, а отношения – доверительными.
Боязнь того, что подумает о ней Александр после того, как узнает, кто его отец, очевидно, отразилась у нее в глазах, и при виде искаженного болью лица Видал резко отвернулся.
– Обещаю, что пока ты этого не сделаешь, я не буду искать с ним встречи.
– Спасибо, – тихо ответила Валентина, и, как только дверь за ней закрылась, Видал рухнул в кресло, прижимая руки к раскалывающимся от боли вискам.
– Я еду отдохнуть в Новый Орлеан недели на две и хотела бы взять с собой Александра, – попросила она директора школы мистера Левиса.
Мистер Левис почувствовал, что краснеет под умоляющим взглядом этих удивительных глаз. За все то время, что Александр Хайретис учился в школе, он так и не привык к тому факту, что мать мальчика и есть та самая легендарная Валентина.
– Конечно, – поспешил согласиться мистер Левис, готовый на все ради нее. – Конечно, это можно устроить.
– Не могла бы я повидать Александра сейчас?
Мистер Левис вызвал секретаря.
– Пожалуйста, передайте Александру Хайретису, что его в моем кабинете ждет мать и хотела бы поговорить с ним.
Он восторженно смотрел на Валентину, пытаясь хотя бы каким-то образом продлить ее визит.
– Ему будет весьма интересно посмотреть Новый Орлеан.
– Вы правы, – коротко бросила Валентина, не спуская глаз с двери, не в силах дождаться, когда увидит сына.
– Без сомнения, это его изменит.
– Простите?!
Валентина испуганно обернулась к директору.
– Я сказал, Новый Орлеан, вне всякого сомнения, его изменит. Этот город обладает таким свойством. Оттуда возвращаются совершенно другими, – ангельски улыбнулся мистер Левис.
Валентина боялась пошевелиться. Верно ли она расслышала его?
И несмотря на жару, она вздрогнула и стянула у горла высокий воротник норкового манто. Да, в Новом Орлеане придется рассказать Александру правду, правду, которая может непоправимо изменить их жизнь. Она так не хотела этого!
В дверь постучали, и она прогнала тени, омрачавшие лицо.
– Привет, мама! – широко улыбнулся Александр.
Валентина вскочила, побежала навстречу и крепко обняла сына. Мистер Левис обычно не одобрял подобных вольностей, но Валентина – это Валентина, а молодой Хайретис – наполовину грек. Все знают, что греки – народ эмоциональный.
Глава 28
Дни, проведенные в Новом Орлеане, навсегда с необычайной ясностью запечатлятся в памяти Валентины. Сын стал неизменным ее спутником. Добрым, верным, умным, веселым жизнерадостным другом, который подшучивал над ней, осыпал знаками внимания и подбивал на всяческие авантюры вроде дерзких экспедиций в заводи и болота, окружавшие город.
– Но Александр, там аллигаторы, – запротестовала Валентина, когда он настоял на том, чтобы отправиться в путешествие в туманный зеленый, пропитанный зловонными миазмами мир мокрых мхов и переплетающихся лиан.
– И американские лысые орлы, и коричневые пеликаны, и дикие кабаны… – с наслаждением перечислял Александр.
Орлов и кабанов им увидеть не удалось, однако они увидели пеликана, и Валентина вздрогнула от омерзения, когда проводник выманил куском мяса, насаженного на конец шеста, аллигатора, всплывшего на поверхность темной воды.
– Теперь моя очередь выбирать, куда поехать, – решительно объявила Валентина на следующий день. – Я предлагаю путешествие в старинной элегантной манере – на колесном пароходике.
– Думаю, мне понравилась бы жизнь игрока на речном суденышке, – заявил Александр, облокотившись с бессознательной грацией, унаследованной от отца, на поручень «Натчеза». – Жил бы во «Вье Карре»[25], пил бы мятный джулеп и носил жилеты из золотой парчи.
– Не следовало мне брать тебя на «Унесенных ветром», – весело посетовала Валентина. – С тех пор ты во всем стараешься подражать Кларку Гейблу.
– Не Гейблу, – задумчиво покачал головой Александр, глядя на бурлящую воду. – Если уж подражать кому-нибудь, то лишь Видалу Ракоши.
Валентина застыла. Она ничего не сказала ему о Видале. Много раз пыталась, но слова не шли с языка.
– Почему? – еле слышно спросила она.
– Мне он нравится. И его фильмы тоже. Он независимый человек и делает то, что считает нужным, а не то, что требуют студии. Он видит действительность совсем не так, как обычные люди
Момент наступил. Валентина судорожно вцепилась в подлокотники плетеного кресла.
– Я и не знала, что ты хочешь быть режиссером, – сказала она, гадая, что сделает Александр, когда узнает правду.
Александр обернулся к матери и улыбнулся.
– Я всегда хотел им быть. Еще с тех пор, как Руби приводила меня в театр на репетиции «Гедды Габлер».
– Александр, мне кое-что нужно тебе сказать. – Сердце ее, казалось, вот-вот разорвется. – Мне следовало давно сделать это, но…
Звуки джаза наполнили воздух, заглушив ее слова.
– Ну не здорово ли? – восторженно завопил Александр, ероша угольно-черные кудри. – Спущусь вниз, послушаю! Этот саксофон просто чудо!