Богиня

Кожа, словно пергамент, обтянула его скулы. Глаза превратились в бездонные черные колодцы, в которых она не могла ничего прочитать. Видал молчал так долго, что Валентина сначала не поняла, слышит ли он ее.

Студийный администратор, проходивший мимо ее лимузина, громко поздоровался, но не получил ответа. Стайка секретарш пробежала следом, болтая и смеясь. Счастливые и беззаботные.

– Не понимаю, – выговорил он наконец, и в его взгляде мелькнуло презрение. – Знает ли Паулос Хайретис, какая у тебя мелкая душа и пустое сердце, liba[19]?

Он стоял так близко, что Валентина ощущала жар его тела, запах кожи, смешанный с запахом дорогого одеколона. Она выпрямилась, гордо держа голову в ореоле дымчато-темных волос.

– Ошибаешься, у меня не пустое сердце, Видал Ракоши!

Глаза ее яростно сверкнули. Повернувшись, Валентина ушла, ничего не слыша из-за шума крови в ушах, не вытирая катившихся по щекам слез.

– Ты очень бледна, – покачал головой Паулос, усаживая ее за столик в «Браун дерби».

Валентина с трудом выдавила из себя улыбку.

– Именно это сказал мне гример сегодня утром. Он утверждал, что я нуждаюсь в отдыхе, и я пообещала ему взять отпуск, и очень долгий.

Паулос рассмеялся и взял ее за руку.

– У меня для тебя подарок, – объявил он, вкладывая ей в руку маленькую обтянутую бархатом коробочку.

Серые глаза с тревогой наблюдали, как Валентина открывает крышку. Внутри оказалось кольцо с аквамарином в форме сердца.

– О, Паулос, оно изумительно!

Он осторожно взял кольцо с атласной подушечки и надел ей на безымянный палец левой руки.

– Я купил его потому, что оно напомнило мне о тебе, – пояснил он. – Камни такой формы очень редко встречаются в природе, и ювелиры Ван Клиффа отшлифовали его на совесть. – Он сжал ее ладонь и голосом, хриплым от нахлынувших эмоций, продолжал: – Такого второго кольца больше нет, Валентина. Точно так же как во всем мире нет женщины, подобной тебе.

Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал.

– Теперь мы по-настоящему помолвлены. Тонко очерченное лицо светилось счастьем.

Ее руки лежали в его ладонях, и тихий покой и радость, которые она узнала лишь с ним, вновь наполнили Валентину. Паулос – ее прибежище, спасение и защита. Если он захочет, чтобы они поженились сегодня, она согласится.

– Я сказала мистеру Гамбетте, что выхожу замуж и не смогу выполнить условия контракта, – сообщила она, когда официант поставил на стол бутылку сухого шампанского «Мумм» в ведерке со льдом.

– И что ответил великий мистер Гамбетта, когда услышал новости? – осведомился Паулос весело, хотя в его взгляде светилась тревога. Гамбетта не сдастся без борьбы, и борьба обещает быть не только нелегкой, но и грязной.

– Похоже, он был не слишком доволен, – вздохнула Валентина, слегка улыбаясь, и крепче сжала пальцы Пауло-са. – Как скоро мы сможем уехать? Сегодня утром сняли последнюю сцену с моим участием. Больше я не понадоблюсь.

– Нам нужно получить разрешение на брак. Если мы поженимся в Лос-Анджелесе, начнется такое! Настоящий фурор! Муниципалитет так и кишит шпионами прессы! Луэлла Парсонс узнает обо всем прежде, чем мы покинем здание! Давай поженимся у судьи в каком-нибудь городке на восточном побережье!

Валентина всмотрелась в озабоченное лицо жениха и мягко спросила:

– Именно такую свадьбу ты хочешь, Паулос? Короткую церемонию в присутствии американского судьи?

Улыбка Паулоса стала еще шире.

– Пока этого вполне достаточно. Чем скорее мы поженимся, тем лучше, а это скорейший способ. Позже…

Он осекся, внезапно потеряв уверенность в себе.

– Что? – ободряюще опросила она.

– Позже я захотел бы, чтобы все было, как полагается. Настоящая греческая свадьба по православному обряду, в присутствии всей семьи.

Валентина еще сильнее стиснула его руку.

– Значит, твое желание исполнится, но вторая свадьба должна сразу же последовать за первой, не так ли? Иначе я повергну в ужас своим видом и фигурой всех твоих родных!

Паулос, рассмеявшись, кивнул:

– Я хочу вернуться домой и как можно скорее познакомить тебя с родственниками.

– Расскажи мне о них, – попросила Валентина, отчаянно стараясь не думать о Видале. – Где они живут? Есть у тебя братья и сестры?

– Дом моей семьи в Афинах, но с тех пор как умер отец, мать и две сестры большую часть года проводят в летнем доме на Крите.

– Как зовут твоих сестер? Сколько им лет? – расспрашивала она с жадным интересом.

– Аристее пятнадцать, а Марии девятнадцать.

Валентина откинулась на спинку кресла, пораженная перспективой получить сразу двух молодых золовок, и слегка нахмурилась.

– А твоя мать? Она будет очень расстроена, что ты женишься не на гречанке?

– Она будет плакать, и рыдать, и рвать на себе одежду, – усмехнулся Паулос, – и прорицать, что я никогда не буду счастлив и опозорил семью.

Глаза Валентины в ужасе расширились. Паулос весело рассмеялся.

– Потом она увидит тебя и влюбится с первого взгляда, и станет рассказывать всем и каждому, как повезло семейству Хайретисов, что такая красавица стала ее дочерью.

Валентина облегченно вздохнула.

– Она в самом деле полюбит меня?