Богиня Дуня и другие невероятные истории

"Цветок тоже нельзя ничему обучить, - молило сердце, - и речку тоже, и небо, и солнце. Доверься мне, доверься!.."

Оно билось с такой отчаянной яростью, безответственное и неграмотное, смелое и доверчивое сердце Феди Мойкина, что железная сетка под его матрацем звенела на всю комнату.

Но утром, когда солнечные лучи робко прокрались из-за занавески, и мы уже делали утреннюю гимнастику, и радио орало на полную громкость, рассудок Феди Мойкина победил его безрассудство.

"- Нет, это не настоящая любовь, а только легкое увлечение, и идти к Катеньке мне не следует, - говорил рассудок Феди Мойкина. - Если бы я полюбил по-настоящему, то был бы готов на всякие безумства, а я еще готов не на всякие..." - Так убеждал себя Федя Мойкин все утро, весь день и весь вечер.

И чем больше он убеждал себя, тем труднее ему было решить: любит он Катеньку или не любит и стоит ему к ней идти или не стоит.

И он продолжал размышлять об этом всю неделю н весь месяц, истому что знал, что надо семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать.

И он продолжал размышлять всю весну, все лето, всю осень и всю зиму.

А когда наступила следующая весна и любовные микробы опять стали появляться в дождевых капельках, на зеленых листиках и в складках девичьих платьев, Федя Мойкнп пришел все-таки к решению, что он любит красавицу Катеньку, как еще никогда никого не любил, и что он должен пойти к ней и сказать ей об этом.

И он пошел к красавице Катеньке, он поднялся на четвертый этаж и, задыхаясь от робости, тревоги и надежды, уже собирался было нажать кнопку звонка, как вдруг дверь открылась и на пороге появилась Катенька. И как только Федя Мойкин увидел ее, так сразу же понял, что такое счастье, о котором люди мечтают испокон веков.

Он понял это и чуть было не закричал от радости, но закричать не успел, потому что за спиной Катеньки увидел могучего парня, который, держа в руках закутанного в одеяло младенчика, сиял от гордости, как электрическая лампочка в двести ватт.

- Здравствуй, Федя, - сказала красавица Катеиька. - Как давно ты не приходил, да и сейчас не вовремя. Вот мы нашего ребеночка понесли в консультацию. Если хочешь, подожди, мы вернемся и расскажем тебе, сколько он прибавил в весе.

И так как Федя Мойкин был парнем весьма рассудительным, и никогда не делал ничего необдуманного, и знал, что надо семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать, то и в этом случае он поразмышлял предварительно минуту или две, а потом сказал так тихо, что Катенька даже но расслышала:

- Я за кепкой, Катенька. Я забыл у вас свою кепку. - И вдруг всхлипнул неожиданно и необдуманно и сказал еще тише: - Ну, да ничего, я и без кепки как-нибудь... - и стал пятиться назад, вниз по лестнице, такой испуганный и несчастный, будто никогда в жизни ему не понадобится больше ни кепка, ни фуражка, ни шляпа, ни ушанка, ни берет, ни тюбетейка.

А ночью мы опять слышали, как стучит сердце Феди Мойкина.

"Тук-тук, - стучало оно тихо и робко, - почему ты веришь своему рассудку и своим глазам, своим учителям и своим книгам, и только мне ты не веришь, и боишься меня, и стыдишься, точно я дикий зверек, которого надо держать в клетке или на привязи? Тук-тук, - стучало оно, - тук-тук".

И мы, высунув головы из-под одеял, долго слушали в темноте, как стучит и жалуется маленькое обиженное сердце нашего товарища.

ВОЛШЕБНЫЕ

ТАПОЧКИ

Сеню Пташкина знает вся наша улица. Когда oн идет в кино, или на стадион, или на свидание, скромный, чуть смущенный и симпатичный, все парни и все девушки замедляют шаг и, кивая в его сторону, говорят:

- Вон идет знаменитый Сеня Пташкин, о котором писал сам академик Щеголь!

Он работал на обувной фабрике, в цехе тапочек, и был пареньком ничем не приметным: вперед никогда не совался, прочитанными книжками не хвастался; все шутят - и он шутит, все идут в баню - и он в баню, все влюбляются - и он влюбляется.

А между тем в своем цехе он пользовался большим уважением, потому что шил такие легкие, мягкие п во всех других отношениях замечательные тапочки, что не одна пара ног должна была бы благодарить его пару рук. Но ноги, как известно, безгласны.

Поэтому ничто не обещало Сене Пташкину славы.

И он неплохо обходился без славы, вполне удовлетворяясь тем, что зарабатывал прилично и каждый вечер ходил в кино, на стадион или на свидания с девушками.

Так бы Сеня Пташкин, наверно, и прожил без славы всю свою жизнь, если бы из разговоров с товарищами не узнал, что наш поэт и красавчик Витя Влюбченко надеется прославиться своими стихамп, умный Миша - критическими статьями, Никита Мудрейко - научными исследованиями, а Шурик Трифонов пляской вприсядку. И хотя Сеня Пташкин был парень неглупый и отлично понимал, что слава - это не предмет первой необходимости, как, допустим, титаны, без которых не пойдешь даже в баню, но все-таки он опасался, что все его друзья прославятся, а он один останется никому не известным.

И это его очень тревожило.

Однажды, уже поздно вечером, когда мы улеглись в постели и собирались погасить свет, он спросил, весьма озабоченный: