– Это не коробка конфет. Но в следующий раз принесу тебе килограмм летучих мышей и дохлых тараканов.
На этом я закончила ломаться, потому что на самом деле было до ужаса интересно, что в коробке. Я бы, если честно, очень хотела их портреты. Вдруг подумала, что если все получится, как планирую, если удастся уйти на Землю, то мне бы хотелось иметь при себе их портреты. Просто на память. Как напоминание, что все они были в моей жизни.
– Сколько живут драконы? – Я вдруг подняла голову и посмотрела в темные глаза, где отражались отблески пламени из камина.
– Что?
– Сколько ты проживешь? Драконы ведь живут дольше людей.
– Столько, сколько протянет сердце. Оно не вечно.
– Но речь ведь о нескольких сотнях лет, так? Драконы могут жить тысячи… сердце было небольшое, дракон, которому оно принадлежало, погиб молодым, так?
– Да, полагаю.
– Тебе не страшно? Оставлять их всех. Брина, младшая сестра, племянница – они умрут, а ты будешь жить дальше. Ты не боишься?
– Кто сказал, что буду? Однажды в этом не останется смысла. Сердце можно остановить. Оно забилось, когда мне было нужно, и остановится, когда я так решу.
А как понять, что момент для решения наступил? Я не стала спрашивать, не уверенная, что готова услышать ответ или что он вообще мне нужен.
Открыла коробку, в которой на черном бархате лежали серьги. Тончайшие нити с крошечными красно-оранжевыми камушками, даже в слабом освещении гостиной ослепительно сияющими. Нити были такой толщины, что уже с расстояния двух шагов камни казались облаком блесток, запутавшихся в волосах. Или крошечных искр. Настоящие сережки огненной принцессы.
– Это Брины, – пояснил Бастиан, – я дарил ей, когда она поступила в Школу Огня.
– Я не могу принять ее серьги, – с трудом выговорила я, сглотнув внезапно возникший в горле ком.
– Она просила, чтобы я подарил тебе что-нибудь из ее любимого.
– Почему ты выбрал их?
– Тебе пойдут.
Я не смогла отказаться. Хотела, как тогда, в Бавигоре, гордо задрав нос пройти мимо и бросить что-то вроде «Пока ты не поймешь, как ошибся во мне, благодарности выглядят лицемерно», но не смогла, влюбилась в тонкие ниточки с первого взгляда. Их даже страшно было брать в руки, казалось, что от малейшего ветерка искорки рассыплются и превратятся в пыль.
Я не смогла справиться с хрупкой на вид застежкой и уже пожалела, что поддалась порыву и стала надевать серьги прямо здесь. Нужно было сделать это в комнате, в одиночестве и у зеркала, но с продуманностью действий у меня всегда было не слишком хорошо.
Бастиан вдруг потянул ко мне руки и перехватил выскользнувшую из некстати онемевших пальцев сережку. Я замерла, даже дышать перестала, прислушиваясь к стуку сердца, когда он вдел серьгу мне в ухо и застегнул. Невесомые нитки коснулись шеи, а пальцы – тонкой кожи под мочкой уха, и мне стало не то жарко, не то холодно.
Сразу же вспомнился один эпизод на первом курсе, когда Бастиан еще находился между жизнью и смертью, а Лорелей потащила нас к колдовским дубам. Когда пришлось раздеваться на глазах однокурсниц и призрачного Бастиана. Тогда я узнала, что взгляд можно вполне физически ощутить, а сегодня – что простое прикосновение к уху или ничего не значащий жест (убрать волосы на другую сторону, чтобы вдеть серьгу) может быть эротичнее самого откровенного поцелуя.
Я не выдержала. Когда указательным пальцем Бастиан погладил кожу под нитью сережки, хныкнула и уклонилась, привычно спрятав шею под иссиня-черными кудрями. Крылья непроизвольно дернулись, готовые спрятать меня от неожиданного проявления нежности, обращенной совсем не ко мне.
Или ко мне, но не этой «мне». Или… черт, я понятия не имею, кто я такая, но виню Бастиана в том, что он не может в этом разобраться.
– Спасибо за сережки. Передай Брине мое большое спасибо. Спокойной ночи.
И снова я сбежала, как нашкодивший кот, даже не пытаясь сдержаться, сорвалась на бег и скрылась за дверью жилого корпуса. Как хорошо, что Бастиан теперь живет в преподавательском корпусе! Или в городе? Не поедет же он в ночь в Спаркхард, Кейман наверняка выделил ему комнату. Я никогда этим не интересовалась. И еще миллионом вещей, которыми поинтересоваться все же стоило.
Больше всего на свете я мечтала упасть в постель и обдумать события вечера, но у двери меня ждал еще один сюрприз, и тоже совершенно неясно, насколько приятный: переминаясь с ноги на ногу, в коридоре стояла Аннабет.
– Привет, – осторожно произнесла она, когда я подошла.
– Привет.
– Я просто хотела спросить… – Она замялась и отвела глаза. – Про Брину. Мне запрещено получать почту, но ребята сказали, что в утренней газете вышло сообщение о ее казни. Это правда? Ее убили?
Черт, ну почему она не пошла с вопросами к Кросту?! Он точно знает, что и кому можно рассказывать. Почему я должна принимать решения, а потом за них огребать?! Расскажу Аннабет – получу выговор за длинный язык и подставлю Бастиана. Не расскажу – снова буду сволочью, отталкивающей искренне заботящихся людей. В данном случае заботящихся о Брине.