Богиня песков

Я узнал, что блефовать нашему министерству не потребуется. Их протест был принят как довольно серьезное заявление. Опять же, те механизмы для ружей, которых они не получат, если вздернут или прирежут меня, в Аре уже не производятся – некому восполнять. Так что я, возможно, буду жить.

Но возможность несчастного случая или подавления моей воли, или применения чего-либо страшного не исключается. Есть шанс, что умереть не удастся.

Я бы узнал несколько других тайн, но тут советник начал принюхиваться, как собака, и оглядываться. Я немедленно проснулся и убрал все следы сна из своей бедной головы, так что, когда ко мне пришли, я был полностью одет и готов для чего угодно.

(продолжение)

Мне неожиданно разрешили передвигаться по кварталу башен, не выходя за его пределы, в сопровождении двух человек охраны. Я по-прежнему занимаю башню, всю и целиком. В чем дело, не понимаю – прошлый раз было так же. Но, боюсь, скоро меня придется заменить на более изворотливого представителя, о чем мне и сообщили сегодня из министерства официальным письмом. Вокруг меня закрутилось столько…

Институт и научное ведомство, наоборот, в восторге. Меня уже ждут для ряда экспериментов.

Моя шкура по-прежнему в опасности. Берегу ее как могу. Если придется умереть, прости. Не знаю, умеют ли они оживлять, боюсь этого.

Надо думать о новых магах, которых я надеюсь проводить к источникам мудрости. Ловушку для снов в средоточии мудрости поставить невозможно. Сам господин советник снов, кажется, не видит. Может быть, это единственное, что мне удастся, пока меня не отправят отсюда. Карьера погибла, но остается новое дело.

Когда я прибуду домой – к сожалению, не знаю, когда это будет – встретимся наяву, и я расскажу тебе все, чего не рассказал в письмах. Институт получит то, чего он хочет. При этой мысли во мне просыпается энтузиазм, достойный бестолкового эн-тай. Возможно, ты тоже станешь магом: но этого я точно сказать не могу.

63

Его священное величество спал.

Спал он, как всегда, беспокойно. Постоянные кошмары, в которых ему являлась богиня, прекратились, но ее небесный супруг изнутри напоминал о себе.

Напоминал каждым движением измученного старостью тела, каждым мигом пережитого напряжения, когда под черепом, казалось, свивали гнездо несбывшиеся молнии, тяжестью в руках, на которых вздувались вены: глаза слезились и плакали сами по себе. Он прятался в нем, внутри, прятался с рождения, он хотел выйти наружу. Проклятие не выпускало его, то самое проклятие, от которого нечистая совесть становится еще гаже: та самая нечистая совесть, о которой некому рассказать несколько десятков поколений подряд.

Ему снился посланник, но что он делает, понять было тяжело. Его священное величество видел странные сны – смазанные, обтрепанные, как карты лозоходца.

Так ему и не удалось подглядеть, о чем говорят посланник и две ящерицы.

В это время посланник с трудом заставил себя опустить гудящую голову на подушку, свернулся клубком и отбыл в странствие.

– О чем они думают, эти люди? – спросил Таскат. – Чего они хотят?

Они сидели за столом в комнате с ободранными серыми стенами. Этот сон принадлежал магу. На столе лежали карты и еще несколько странных медных приспособлений – с бубенчиками, с перекладинками – и рамка, как у лозоходца.

Кийли прокашлялся.

– Я говорил с разными людьми. Знаешь, что они отвечали? В общих чертах это звучало так: «Если нас прижмут еще, мы восстанем, только веди нас… Но если все вернут, как было, или не сделают хуже, мы будем довольны и не будем восставать».

Чего же я хотел, думал Таскат – здесь вообще тяга к миру довольно сильна – иначе не было бы такого огромного, почти всепланетного государства.

Я хотел вменяемых людей. Я хотел действия. А они хотят тишины. Тишины и покоя.

Беда в том, что покоя им больше не дадут.

Неловкая пауза слишком затянулась. Нужно было рассказать хоть что-нибудь, чтобы снять напряжение. Это напомнило посланнику недавнюю партию в шахматы.

«Советник был слишком силен… – размышлял Таскат. – Я бы не смог сопротивляться ему, если бы мне не помогало хоть что-то. Ну, не бог же, в конце концов…»

Он вынул из кармана синий диск и повертел в пальцах. Может быть, не зря Тайген так хотел им завладеть? Да, кстати, о дисках…

Кили шарахнулся в сторону.

– Предатель! – захрипел кто-то. – А как же переговоры?

– Не беспокойтесь, мы же спим! – Таскат улыбнулся во весь рот, кладя диск на стол. – Мне кажется, вы преувеличиваете действие этих нашлепок. Кийли, я прошу вас подойти сюда. У меня есть идея.

– Какая? – недоверчиво спросил Кийли, не подходя.

Таскат выглядел таким довольным, как будто его только что как следует отмыли в песке.

– Вы знаете, как работает тот-камень? Тогда припомните поговорку. Он, конечно, бывает большой и маленький, может притягивать железо и вытягивать из крови магию… Так вот, уважаемые работники Сахала опять забыли, с чем они имеют дело.

Маги навострили уши. Таскат сунул изменивший цвет талисман в протянутую руку Кийли.