Богиня песков

– И что же ты будешь делать, уважаемая, гордящаяся именем? – засмеялась Сэиланн.

– Я побью тебя любым способом, который ты выберешь! – заявила женщина и взмахнула подолом. Из него выбежала тысяча мелких зверьков и скрылась в зарослях кустарника.

– Смотри – причинишь нашим людям зло, и мои крысы сгрызут тебя!

Сэиланн двинулась к ней, разозлившись и забыв о силе, но только она подбежала к Эммале, чтобы дать ей пощечину, как из-за холмов вылетело сто скрученных из тряпок кукол-воинов, и все они набросились на Сэиланн.

Сэиланн сожгла их, но Эммале убежала.

Богиня хотела сжечь и деревню, но молнии не могли коснуться деревни. Вокруг нее был медный круг, и приблизиться к нему не мог никто, потому что на краю его стояла Эммале и яростно бранилась.

Тогда воины богини осадили деревню, как большой город, и месяц не двигались с места. Соседние деревни не оказывали им помощи и ждали их смерти, но сэи запретила воевать с этими непокорными, пока не переспорит Эммале.

Каждый день Сэиланн выходила к границе медного круга, которым была опоясана деревня, и перебранивалась с Эммале, а потом они садились разговаривать.

Видя это, жители окрестных деревень не могли понять, жить им или умирать, и мало-помалу начали приходить к стоянке сэи и торговать с войсками богини, а некоторые старейшины заключили с ней временный мир.

Но когда Сэиланн стала предлагать им пойти под ее руку, они сказали:

– Не вини нас, сожги нас, но здесь есть Эммале.

На следующее утро Сэиланн пришла к медному кругу, но не стала смеяться или разговаривать, а сказала:

– Я вижу, что здесь правят дочери. Никто не хочет заключать с нами мир, если того не захочет Эммале. Может быть, Эммале захочет мира со мной?

– Если бы дело было только в том, хочу ли я мира! Ни одна женщина из рода, старшего, чем мой, не войдет в это селение до тех пор, пока я не выйду замуж – сказала Эммале – а твой род старше.

– Я могу и не входить – ответила Сэйланн. – Мне достаточно твоего слова.

– Если бы дело было только в моем слове! – сказала Эммале. – Здесь стоит мой дом и живут мои родители, а они уже слишком стары, чтобы снова родить такую хорошую колдунью, как я! Но я все живу здесь и живу, и не могу никуда уйти, а наш род очень велик, везде мои родичи, и мужа мне не найдется – разве приедут они из дальних краев? Поэтому я всегда должна быть здесь и развязывать узлы спора наших племен. Если я подчинюсь тебе, кто будет приходить ко мне за решением? Они будут говорить – все решила Сэиланн, а Эммале умерла.

Она сплюнула на песок, и он задымился.

– Любой ли узел ты можешь развязать? – спросила Сэиланн и кинула ей моток красных ниток.

– Любой – сказала Эммале, подняла руку, и нитки сами собой распутались и перевились между собой, так, что получился ковер. По этому коврику Эммале перешла к Сэиланн и стала рядом.

– А почему ты не сразу распутала новый узел, а начала воевать со мной? Ты знаешь, зачем я сжигаю, и я не стала бы жечь ваши дома! – спросила Сэиланн.

– Мой род – велик, но он внизу, на земле. Твой род – небесный – пожала плечами Эммале. – Разве я могу пустить тебя сюда? Ты унизила бы меня и заставила служить себе, как я заставляю служить себе людей моего края! Лучше я уйду к себе за медный круг и продолжу защищаться – в нашем селении бездонные колодцы, а мясо и сот каждую ночь восполняются снова.

– Зато я могу пустить тебя к своему роднику – сказала Сэиланн. – Почему должна служить та, что может распутать запутанное мной? Будь вместе со мной!

– Хорошо – сказала Эммале, а перед тем, как уйти, кое-что поправила.

Так Эммале отправилась с Сэиланн к сердцу пустыни, туда, где разрушаются замки, но выплавляются законы.

Так был заключен мир между северным краем близ Исха и землей времени Сэиланн, и с тех пор там всюду правят дочери, и мясо и сот каждую ночь восполняются снова, а матери ждут, пока это неспокойное время закончится.

Есть еще рассказ о том, как Сэиланн за одну ночь сотворила десять тысяч копий с помощью Эммале, расплавив ворота замка, и прочие записанные мной предания – но все это уже совсем другая история.

___

Рассвет робко стучался в окно первым лучом. Ломило спину, и здорово хотелось спать.

– Диктовка диктовкой, а лечь когда-нибудь надо… – проворчал Четвертый, отрываясь от последнего листа. – Как вы думаете, дорогой друг, на этот раз пойдет?

Дорогой друг прекратил бродить по комнате из угла в угол и подошел к столу.

«Ну что он, в самом деле, как в тюремной камере…» – подумал Четвертый. Любитель мемуаров уже три мерки подряд шагал туда-сюда, жестикулируя левой рукой и подволакивая ногу. Никакой хромоты и леворукости за ним обычно не наблюдалось.

Уже поднималось солнце. Времени прошло достаточно. Во имя всех богов, припекло же его делать вставки к своим мемуарам посреди ночи!..

– Что я могу поделать, раз вы делаете ошибки… О, да у вас изменился почерк! И вы так мечтательны последнее время… Уж не влюбились ли вы, дорогой друг?

Поэт тяжело вздохнул.

– Я влюблен. Но она не ответит мне взаимностью.

– Почему?

– Она богиня.