Богиня по ошибке

Ну и придурок – офигеть можно! Пожалуй, он больше похож на болтливого дворецкого Ларча из «Семейки Адамс», чем на папашу из «Детей кукурузы».

Торги шли споро; вот добрались и до статуэток. Я увидела, что «мальчиками» заинтересовались несколько человек, и мысленно порадовалась за покупателей. Я затесалась в толпу, стоящую вокруг передвижного помоста, на котором стоял аукционист. Торги начались с пятидесяти долларов за Зевса, но пять конкурентов быстро взвинтили цену с пятидесяти до ста пятидесяти долларов.

Наконец Зевс достался какой-то серьезной женщине – она предложила за него сто семьдесят пять долларов. Неплохо! За сирийца торговались более ожесточенно (должно быть, благодаря его мускулатуре). Первоначальная ставка в пятьдесят долларов быстро возросла до трехсот пятидесяти. Я забеспокоилась. Ну и цены здесь…

В результате сириец ушел за четыреста пятьдесят долларов. Дурной знак! Я рассчитывала потратить на сегодняшнем аукционе не больше двух сотен. С трудом могла бы наскрести еще пятьдесят, но все, что дороже, превышало мои скромные возможности.

Тощий воин ушел за четыреста долларов ровно.

После того как я вместе с толпой покупателей переместилась к столу с керамикой и выслушала пламенную речь аукциониста о том, какие замечательные, прямо-таки музейного качества, копии греко-римской и кельтской керамики представлены в следующих шести лотах, внутри у меня снова все сжалось. Зачем он их так нахваливает? Молчал бы лучше! Я протолкалась вперед, не обращая внимания на странное чувство, снова овладевшее мной, едва я очутилась рядом с вазой. Торги на лот номер двадцать начались с семидесяти пяти долларов. Я заметила, что керамикой всерьез интересовались лишь три покупателя – и все, на мой взгляд, напоминали перекупщиков. В руках они держали портативные компьютеры, на носу сидели очки, и у всех троих было сосредоточенное выражение, какое никогда не увидишь на лицах людей, забредших на аукцион случайно. И уж во всяком случае, такого выражения не бывает у человека, которому не терпится купить и увезти домой понравившуюся ему вещицу.

Все перекупщики зорко оглядывают предлагаемые на продажу вещи, как будто прикидывают, сколько прибыли они получат, если продадут вазу или картину в своем магазине. Я поняла, что обречена. Лот номер двадцать ушел за триста долларов к кудрявой блондинке (корни не мешало бы подкрасить). Лот номер двадцать один достался перекупщику, похожему на англичанина. Ну, вы меня понимаете: чопорный, одет с иголочки, безукоризненные манеры, но ему, пожалуй, не помешало бы принять ванну и сходить к зубному. Как я и ожидала, он с британским акцентом предложил пятьсот долларов за красивую римскую вазу второго – четвертого веков; по словам аукциониста, ваза была выполнена в стиле рейнской керамики, то есть, как снисходительно разъяснил он присутствующим на торгах невеждам, у нее наилучшее качество. Англичанин самодовольно улыбался, радуясь выгодному приобретению.

Лоты номер двадцать два, двадцать три и двадцать четыре отошли третьей перекупщице. Хотите – верьте, хотите – нет, но ею оказалась та самая матрона эпохи Великой депрессии, которую так задели мои длинные голые ноги… За три свои покупки матрона заплатила триста, четыреста двадцать пять и двести семьдесят пять долларов соответственно.

– А теперь последнее из наших великолепных произведений керамики. Лот номер двадцать пять – копия кельтской вазы. Оригинал стоял на могиле на старинном шотландском кладбище. Роспись в цвете, представляет просителей, обращающихся к жрице богини Эпоны, покровительницы лошадей! Интересно отметить, что Эпона – единственная кельтская богиня, заимствованная римлянами-завоевателями; она стала покровительницей кавалерии, легендарных римских легионов! – самодовольно вещал аукционист, как будто сам создал эту вазу и, возможно, являлся близким другом Эпоны. Мне он сразу не понравился. – Обратите внимание на великолепную игру цвета и тени. Итак, открываем торги… Семьдесят пять долларов! Кто больше?

– Семьдесят пять! – Я подняла руку и поймала на себе его взгляд. Важно посредством глазного контакта дать понять аукционисту, что у тебя серьезные намерения. Я, можно сказать, посылала ему сигналы, пытаясь его загипнотизировать. – Семьдесят пять долларов… кто больше?

– Сто! – вскинула жирную руку матрона.

– Сто десять! – Я старалась не кричать.

– Сто… десять. – Я уловила в голосе его величества аукциониста снисходительные нотки. – Итак, поступило предложение в сто десять долларов… Кто поднимет до ста двадцати пяти?

– Сто двадцать пять!

– Сто пятьдесят! – Тут же подал голос англичанин. Ну и жук!

– Вот этот джентльмен предлагает сто пятьдесят долларов. – В голосе ведущего зазвучала неприкрытая лесть. Вот хорек! – Сто пятьдесят… кто больше?

– Двести! – сквозь зубы процедила я.

– Ага, госпожа предлагает двести долларов! – Я удостоилась благосклонного взгляда аукциониста. – Кто больше?

Тишина. Я затаила дыхание.

– Последнее предложение – двести долларов!

Выжидательная пауза. Мне захотелось его задушить.

Я внушала ему: скорее говори: «Раз… два… три… продано!»