«Хаммер», переваливаясь, вписался в поворот, и в следующую секунду тусклое уличное освещение потухло, а следом и огни в ближайших домах.
— Вот черт! — Меня охватил страх, и я опять задрожала. Удивительно, оказывается, до этого момента меня не трясло, а я даже не заметила, когда это закончилось. — Это опять Нуада?
— Нет, Шеннон, — покачал головой Клинт. — Успокойся и глубоко дыши. Разве ты ощущаешь его присутствие?
Я сдержалась и не позволила себе сказать колкость, а вместо этого закрыла глаза и сосредоточилась. Ощущаю ли я присутствие зла, как это бывает всегда, когда рядом Нуада? Нет, кажется, нет…
— Я ничего не чувствую.
— Электричество отключили из-за непогоды. Удивительно, что они не сделали этого раньше.
Голос его был слишком напряженный, но я списала это на необходимость одновременно следить за дорогой. Приглядевшись, я заметила, что Клинт сидит как-то странно, чуть склонившись в сторону, будто его беспокоит боль в спине. Господи, ведь он провел за рулем восемь часов, нетрудно догадаться, как он устал.
— Мы совсем близко. На пригорке будет знак «Стоп».
Мы подъехали к нему, но Клинт не остановился.
— С уверенностью могу сказать, что сегодня вряд ли здесь интенсивное движение, — пошутил он и подмигнул мне.
— Так, теперь внимательно смотри направо. Видишь, где прерываются кусты можжевельника?
Клинт сбросил скорость до минимума.
— Там будет узкая проселочная дорога. Справа. Сворачивай на нее.
Клинт следовал моим указаниям. «Хаммер» легко покатил по кочкам.
— Езжай по аллее вверх по холму. Дом отца будет справа. — Я ткнула пальцем туда, где высокие деревья разделяли роскошные пастбища на холме. — Слава богу, ворота открыты.
Клинт свернул на аллею, проехать по которой оказалось просто. Видимо, папа утром пытался расчистить ее от снега. Я улыбнулась, представив, как он в потертой куртке и кепке с дурацкими меховыми ушами, надвинутой на лоб, пытается пристроить насадку для уборки снега к старенькому комбайну.
В отличие от соседних домов здесь над входом горел фонарь.
Клинт вопросительно приподнял бровь.
— Папа сто лет назад поставил солнечные батареи. Кажется, в семидесятые была такая уловка, чтобы избежать оплаты налогов. Он больше всех был удивлен, когда выяснилось, что это отличное вложение денег. — Я невольно усмехнулась, вспомнив давнюю историю.
— Который час?
— Начало девятого.
— Оставь машину рядом с грузовиками.
Ничего не изменилось. Родители по-прежнему не ставят машины в гараж. Они никогда не использовали его по назначению. Вместо этого папа оборудовал здесь столярную мастерскую, ремонтировал технику, хранил инструменты и прочее. Я считала, что здесь хранится всякий хлам. (Кстати, мой «мустанг» всегда отдыхал в гараже, а если и проводил ночь на улице, только под присмотром взрослых.)
— Подожди. Я помогу тебе выйти.
Клинт открыл дверь, перенес ногу и осторожно выпрямил спину, прижав к ней руку. Затем он медленно обошел машину и помог мне выйти.
— У тебя болит спина?
— Не волнуйся, я уже привык.
Я хотела уточнить к чему, но промолчала.
Мы прошли по тропинке к освещенному пятачку на крыльце.
Я откашлялась, не зная, как теперь поступить. Обычно я просто кричала: «Эй, па! Это я» — и заходила в дом. Однако сейчас трудно сказать, как меня здесь встретят. Ведь Рианнон могла наведаться и сюда. Вдруг папа тоже не захочет меня видеть? Я оглядела куртку. Когда меня вырвало, я ее забрызгала, пятна так и остались.
— Ты в порядке, Шеннон?
— Даже не знаю…
Я не успела договорить. Ручка входной двери дернулась, потом дверь открылась, и сквозь прозрачное полотно второй двери я увидела очертания фигуры отца.
— Шеннон?
— Да, папа, это я. Со мной друг. Можно мы войдем? — произнесла я тоном шестилетнего ребенка.
— Да-да. — Он стал открывать сетчатую дверь. — Ужасная погода. Такое впечатление, что я опять в Иллинойсе.
Мы вошли в небольшой холл. На комоде стояла древняя масляная лампа, в которой едва горел огонь. Папа покрутил фитиль, и пламя вспыхнуло, осветив помещение неожиданно теплым желтым светом. Отец был в спортивном костюме команды Университета Иллинойса с эмблемой на груди — желтая надпись на синем фоне: «Время, проведенное в Университете Иллинойса, не забывается никогда». На ногах у него были толстые шерстяные носки, на носу красовались очки для чтения, волосы взъерошены. Папа выглядел очень мило и по-домашнему уютно. Мне захотелось немедленно обнять его и заплакать, как ребенок.
Вместо этого я нервничала и не знала, что сказать.
— Хм… а… почему собаки не лают?
Отец разводил собак странной породы, помесь ирландского волкодава с борзой. На охоту он не ходил, просто любил с ними возиться и радовался тому, что, благодаря его подопечным, популяция койотов в этих местах значительно сократилась. Обычно около полудюжины гладкошерстных собак разной масти выбегали во двор приветствовать каждого гостя. Жаль, что их хвосты больше похожи на хлысты.
— Закрыл их в сарае. Чертовски холодно и снега полно. Я поставил обогреватели, ведра с едой и загнал их вместе с лошадьми. — Он весело рассмеялся. — Теперь решат, что умерли и попали в собачий рай.