– Деревья опять с тобой говорят? – улыбнулся он.
– Ты тоже слышишь?
– Нет. – Клинт перехватил и приподнял ветку, чтобы она не задела меня. Я крепче сжала его руку, тепло я ощущала даже сквозь толстую перчатку. – Лес не говорит со мной так, как с тобой.
Идти нам предстояло долго, и я решила, что настал подходящий момент унять свое любопытство.
– Клинт, ты говорил, что всегда любил бывать на природе, особенно в лесу. Ходил в походы и все такое. – Черт! – Но так и не рассказал, как нашел общий язык с лесом? Как понял, что можешь подпитываться энергией деревьев?
Клинт вздохнул и сразу как-то напрягся. Я высвободила ладонь и положила руку ему на плечо:
– Расскажи мне, пожалуйста. Мне надо знать.
Он опять вздохнул и заговорил:
– Ну, понимаешь, моя милая Шеннон, я не очень люблю об этом вспоминать. Однако ты права, ты должна знать.
Я вскинула бровь, испугавшись, что он мог неправильно истолковать мой интерес.
– После катастрофы я шесть месяцев пролежал в госпитале. Потом процесс реабилитации, который, казалось, не закончится никогда. Сначала друзья навещали меня часто, затем все реже, а когда приходили, вели себя так, будто ощущали вину за то, что приходят так редко. – Он коротко хохотнул. – Черт, я ведь их не винил. Кому приятно сидеть в палате с инвалидом? В конце концов я остался один.
– А семья? Мама и папа, братья, сестры?
– Они живут во Флориде.
– И у тебя не было девушки? – спросила я, надеясь, что мне удалось скрыть любопытство.
– Была. Но очень скоро стало ясно, что Джинджер интересен парень-пилот, а не сломленный инвалид.
Я едва сдержала смех. Клинт – молодой, красивый мужчина и уж точно не сломленный инвалид. Но, с другой стороны, что ожидать от девушки с таким именем – Джинджер.
– А бывшая жена, например, которая сидела бы у твоей кровати?
Черт, почему я так любопытна, что позволяю вести себя как последняя стерва?
Клинт улыбнулся:
– Она ненадолго привозила ко мне сына. Я решил, что это акты милосердия, а оказалось, ее привлекло внимание окружающих к моей персоне. Когда обо мне стали забывать, исчезла и она.
– Ты до сих пор ее любишь?
Черт, я что, ревную?
– Нет. Мы поженились очень молодыми, а когда стали старше, разошлись и наши пути. Развелись мы тихо по обоюдному согласию. – Он пожал плечами. – Конечно, добрый друг был мне тогда очень нужен, жаль, что между нами не осталось даже дружеских отношений.
В его словах было столько печали, что у меня защемило сердце и сразу пропало желание терзать его вопросами, кстати, в целом мне уже многое было ясно.
Значит, у Клинта есть сын. Как странно.
– А что же сын?
Кажется, я опять ревную.
Клинт склонил голову:
– Что я могу сказать об Эдди. Мы не очень ладим. Возможно, это прозвучит странно, но чем больше я пытался сблизиться с ним, найти точки соприкосновения, тем больше он от меня отдалялся. Я обвинял во всем его мать, хотя это и нечестно. Мы с сыном просто говорим на разных языках.
Я молчала, не зная, что сказать. Сложно представить мальчика, который не восхищался бы отцом-летчиком и не хотел быть на него похожим. Клинт нервно дернулся и продолжал:
– Раньше меня это очень беспокоило. После развода я буквально заставлял его проводить со мной время. На момент катастрофы ему исполнилось всего тринадцать. Я был не в лучшей форме и не виделся с ним много месяцев, черт, да почти год. Когда я вышел из госпиталя, Эдди вел себя так, будто ему страшно находиться со мной рядом. Я так и не смог понять, в чем причина. И до сих пор не понимаю. Поэтому я решил больше не настаивать на общении.
Клинт замолчал, словно собирался с мыслями. Когда он заговорил, я не почувствовала вины в голосе, значит, ему удалось справиться с собой.
– Сейчас ему восемнадцать. Здоровый парень. Последнее, что я знаю, он стал членом какой-то рок-группы. Его мать недавно звонила. Переживает, говорит, что, кажется, он употребляет наркотики. Я попытался с ним поговорить, но он меня отшил. Опять. Ему известно, где я живу, он знает, что двери моего дома всегда открыты для него, если понадобится помощь. Надеюсь, настанет день, когда в нем проснутся мои качества. Каким бы он ни хотел казаться, он хороший парень.
– За десять лет работы с детьми я твердо усвоила, что даже у отличных родителей бывают проблемные дети, – произнесла я.
Клинт продолжал, будто и не слышал моего замечания:
– Таким образом, года через два я стал совершенно одиноким человеком. Летать я больше не мог. Друзьям, которые были рядом почти всю жизнь, теперь было неприятно мое общество. – Он замолчал и помог мне перебраться через сугроб. – Однажды я поехал на рыбалку и остановился в домике неподалеку отсюда. Клева не было, и я пустил лодку вдоль берега, а потом решил пройтись, осмотреться и хорошо все обдумать.
Клинт замолчал, а я не решалась задать вопрос.
– И тогда ты узнал об особенной связи с деревьями?
– Да, – протянул Клинт. – Когда пытался покончить с собой.
– Что?! – От неожиданности я остановилась.
Клинт не взглянул на меня, лишь потянул за руку: