Богиня прайм-тайма

– Понятия не имею, – признался развеселившийся Ники и протянул ей зажигалку, как-то благополучно миновав вечную мужскую затею с вытягиванием руки, чирканьем колесиком, поднесением неравномерного пламени, от которого нужно успеть отшатнуться и непременно попасть в него сигаретой, а не волосами и не носом! Почему-то это считалось проявлением галантности – “дать прикурить даме”. Ники такую галантность не признавал, и оказалось, что Алина не признает тоже.

Он глотнул кофе и покосился на бутерброд.

Следовало переходить к делу, а он никак не мог собраться с мыслями. Вернее, мысль у него была только одна, и она казалась ему абсолютно верной, он сто раз со всех сторон обдумал ее и загорелся непременным желанием изложить. Теперь эта превосходная мысль казалась ему страшно глупой и неважной, ради нее не стоило и тащиться в ночь-полночь, обременять собой звезду.

Звезда подумала и тоже налила себе кофе.

У нее были длинные пальцы и высокая грудь, которую плотно облегала черная майка.

Ники посмотрел и отвел глаза.

Примерно после восьмой, а может, девятой романтической истории с очередной “девушкой его жизни” женская грудь, как основная составляющая романтизма, перестала занимать его воображение, а тут вдруг опять… заняла.

Храброва была с другой стороны Земли. Нет, с другой стороны Луны. Ее грудь уж точно не могла иметь к нему никакого отношения!

– Вы хотели мне что-то сказать, Ники?

Да, он хотел. Он все время хотел изложить ей свою умную мысль. Тщательно обдуманную со всех сторон.

– Ники?

– Извините, – пробормотал он. Щеки у него вдруг покрылись кофейным румянцем и все лицо стало одного цвета – ровного, коричневого. Алина смотрела с интересом.

– Алина, я вот что подумал… Про эти записки.

Теперь он старательно отводил от нее глаза – на всякий случай, чтобы она не подумала, что он маньяк или извращенец. И потому, что очень старался, получалось так, что он все время смотрит именно на ее грудь.

Черт, черт, черт!..

– В последнем случае, который был… при мне… вы прочитали записку, и текст тут же кто-то удалил. Я ее уже не видел.

– Да.

Ники воспрянул духом. Та самая конструктивная мысль вернулась в голову, можно было попробовать ухватить ее за хвост и надеяться, что она распугает все остальные, вовсе не конструктивные мысли… про грудь.

Давай. Отвлекись ты от этой груди, ей-богу!.. Тебе не пятнадцать лет, в конце концов!..

– Значит, человек, который написал записку, видел, что вы пошли в свой кабинет смотреть верстку. Логично?

Она раскапывала пальцами орехи в вазочке и, когда он спросил, бросила это дело и уставилась на него.

– Почему?

– Потому что записку удалили, как только вы ее прочли. Я пришел через пять минут, и там уже ничего такого. Пусто.

– Ну и что?

– Смотрите. Бригада работает. До эфира пятнадцать минут. Вы заходите в свою комнату. Этот ваш… писатель знает, что вы пошли смотреть верстку, входит в систему и ждет пять минут. Считает до ста. Или до тысячи. Потом сообщение удаляет. Вот и все.

Алина, казалось, изучает его лицо.

Все-таки у него чудовищные глаза. Такие бы графу Калиостро, а никак не этому парню с неопределенной внешностью и разноцветной физиономией!

– Что – все, Ники?

– Нам остается узнать, кто из вашей команды видел, что вы пошли читать верстку. А это точно не сорок человек!..

– Да все видели!

– Не правда, – сказал он хладнокровно. – Почему все-то? Я вот, например, нет. Операторы и звуковики точно не видели, они в это время в студии. Зданович в аппаратной на третьем этаже. Кто остается? Выпускающий и пара редакторов. Разве нет?

Она молчала.

– Послушайте. – Ники зажег сигарету и почему-то не стал курить. Дым приятно щекотал ему ноздри. – Если это кто-то, допустим, из операторов, можно очень просто установить.

– Как?!

– Значит, кто-то из них в это время болтался по коридору, следил за вами, а потом опрометью кинулся к компьютеру.

– Но мы-то не установили!

– А вы думаете, что тот раз был последним? – спросил он.

Да. Конечно.

Конечно, он прав. Продолжение последует. Бог троицу любит. Один раз все сошло благополучно, и во второй тоже! Скорее всего сойдет и в третий.

– Я хотел вам предложить вот что. Как только вы… увидите что-то такое в своей верстке, в ту же секунду, даже не читая, бегите в “новости” и смотрите, кто сидит за компьютером. Я думаю, что кто-то один. Максимум двое или трое. Из них выбрать проще, чем из всей… бригады.

– Господи, я же не комиссар Рекс! – воскликнула она. – Что значит – бегите?! А если это случится не перед эфиром?! Перед эфиром в системе никто не сидит, а днем-то все сидят!

– Да не все, – повторил он с досадой и ткнул в пепельницу сигарету. От нее отвалилась колбаска серого пепла. – С чего вы взяли, что все? Это вам кажется!

Корреспонденты на выездах, редакторы в курилках!

Операторов нет, и звуковиков тоже, что им днем в редакции делать! Ну, будет не три человека, а пять. А я попрошу Бахрушина, чтобы Кривошеев записи с камер слежения нам показал.

Храброва помолчала и поболтала в турке остатки кофе.

– Сварить еще? – спросила рассеянно.

– Нет, спасибо.