Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро

Мэрилин сказала журналисту, что не хочет, чтобы он снимал в ее доме. «Не желаю, чтобы все видели, где именно я живу», — объяснила она. Актриса обычно много рассказывала, в основном о своем бесправном детстве. Она говорила об актерской игре, о преданности не студии, а простым людям, которые и составляют ее аудиторию. «Актер, — сказала она, — это не машина».

«Я всегда чувствовала, — говорила Мэрилин, — что должны получать те, кто платит деньги, так должно быть. Иногда, когда приходится снимать сцены, где заложен большой смысл и ты ответственна за то, как донесешь его, у меня возникает желание (фу ты) быть какой-нибудь уборщицей. Думаю, все актеры проходят через это. Мы не только хотим быть хорошими; мы должны быть такими...»

«Слава накладывает определенные обязательства, — сказала Мэрилин репортеру «Лайфа». — Я ничего не имею против обязанности быть шикарной и сексуальной. Мы все, благодаря Богу, рождены сексуальными существами, но, к сожалению, многие люди презирают и разрушают этот природный дар. Искусство, подлинное искусство, основывается на этом — и все остальное».

Мэрилин с тоской говорила о приемных детях, которых обрела и потеряла вместе с замужеством за Ди Маджо и браком с Миллером. Снова и снова возвращалась она к теме «детей и стариков, и трудового народа» — людей, которые понимали ее и утешали своим миролюбием. Когда ночью Меримен уходил, после первой встречи он пообещал на другой день принести ей расшифровку записи беседы. Мэрилин обрадовалась. «Я не очень хорошо сплю», — сказала она. «Так будет что почитать ночью».

Вернувшись в «Хилтон», Меримен думал, что взял интервью у женщины, которая ему очень понравилась, у женщины, которая «очень сообразительна». «Я очень хорошо чувствовал, — вспоминает он, — что Мэрилин давала себе отчет в каждом слове и каждом своем движении, пока я был там. Она как бы вылепливала себя для меня, для «Лайфа», для данной ситуации, не знаю точно, для чего именно».

Он приходил к ней еще несколько раз. Мэрилин читала расшифровку текста, пыталась делать кое-какие поправки. Казалось, ее особенно волнует то, что своими словами она может нечаянно обидеть бывших ее приемных детей. Над абзацами, в которых речь шла о них, она работала особенно тщательно. Однажды, когда Меримен пришел на очередную беседу, он долго и напрасно звонил в дверь, хотя было очевидно, что в доме кто-то есть. В другой раз, когда он был у нее в гостях, Мэрилин вышла на кухню, а затем вернулась, держа в руке ампулу. «Без обмана, — сказала она, — они заставляют меня делать уколы в печень».

«Когда я наведался к Ней в последний раз, — вспоминает Меримен, — она провожала меня и говорила о цветах в саду. Я шел по дорожке, ведущей от дома, а она стояла в дверях и наблюдала за мной, потом окликнула: «Эй, спасибо!» Мне стало грустно из-за нее. Это было так трогательно. Эта крошка была очень сильной».

Было и другое чувство. Меримен говорит: «Я был рад, что ухожу. Мне не понравилась атмосфера того дома — в ней было что-то гадливое, нездоровое. Дом чем-то напоминал остров. У меня было ощущение, что я нахожусь в крепости, знаете, бывает такое чувство, когда кажется, что мир ополчился против вас и вы находитесь в боевой готовности».

Мэрилин сказала Меримену слова, совпадающие с замыслом журнала «Лайф». «Слава пройдет, — говорила она в микрофон, — а пока она есть у меня, слава. Конечно, она пройдет, я всегда знала, что слава переменчива. Во всяком случае, это нечто, что я испытала, но живу я не тем».

Строчки эти звучат, как ее завещание, и с тех пор они трактуются именно таким образом, хотя у Меримена, возвращавшегося домой в Нью-Йорк, подобных мыслей не было. Листы с расшифровкой интервью лежали в кейсе, стоявшем у его ног. На пленке было еще кое-что, сказанное Мэрилин. «Теперь я живу в моей работе, — на одном дыхании произнес нервный голос, — и поддерживаю отношения с небольшим числом людей, на которых на самом деле могу рассчитывать».

Работы больше не было, и Мэрилин оставалось только с болью в сердце вспоминать о прежних друзьях.

Глава 40

Во время фотосеансов для «Вога» фотограф заметил, что Мэрилин выглядит задумчивой, а ему хотелось, чтобы она смеялась и была оживлена. Развеять ее плохое настроение он попросил Пэт Ньюком. Тогда та сказала: «Как насчет тех двух возлюбленных в твоей жизни?», — Мэрилин хихикнула. Фотограф не имел ни малейшего представления, кого имела в виду пресс-секретарь, но нужный снимок он сделал.

В картине «Так больше нельзя» Мэрилин играла роль человека, оставшегося в живых после кораблекрушения и на несколько лет оторванного от остального мира. Она должна была узнать у своих спасителей: «Кто сейчас президент?» На ответ: «Кеннеди», — ей надо было спросить: «Который из них?» В реальной жизни друзья Мэрилин могли бы задать подобный вопрос ей, так как до них доходили истории, связывавшие актрису сначала с одним, потом с другим братом, а потом снова с первым.