Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро

Менее чем за два года отношения их стали чем-то большим, чем простой материал для рекламной кампании Мэрилин. Доктор Рабуин, выполнявший аппендэктомию у Мэрилин, вспоминает беспрестанные звонки из Нью-Йорка от Ди Маджо. Розы приносили охапками. К дню ее двадцатишестилетия, 1 июня 1952 года, в газетах уже вовсю писали о возможном браке. Давать свои комментарии по этому поводу Мэрилин отказывалась, правда, снисходительно заметила (эксклюзивно): «Больше всего на свете мне хочется любить и быть любимой». Еще она добавила: «Мужчины подобны вину: с возрастом они становятся лучше. Но и против молодых людей у меня нет предубеждений».

Год спустя репортер Дик Уильяме в этой связи процитирует Мэрилин: «Меня вечно окружают сплетни о других мужчинах, якобы увивающихся вокруг меня, — произнесла она, отпив из бокала глоток воды и лениво глядя на меня своими альковными глазами. — Я, честно говоря, не понимаю, о чем это они толкуют. Кроме того, это страшно злит Джо. Как бы ему хотелось хорошенько отдубасить кое-кого из этих людей».

Гнев стал бы действительно неизбежным, если бы Ди Маджо знал, что происходит на самом деле. Выяснилось, что в течение двух лет ухаживания и даже иногда во время пребывания Ди Маджо в Лос-Анджелесе Мэрилин имела любовную связь, по крайней мере, с четырьмя мужчинами. С одним из них она всерьез обсуждала замужество, с другим, возможно, — тайно — очень короткое время даже состояла в браке.

* * *

Весной 1952 года на съемочной площадке «Обезьяньих проделок» она заметила одного, еще неоперившегося, юнца — молодого актера лет двадцати, то есть на шесть лет моложе ее. Нико Минардос, смуглый грек приятной наружности приехал из Афин совсем недавно. Актерскому мастерству он обучался в. Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Курс включал прохождение класса кинопроизводства на студии «XX век—Фокс». Мэрилин попросила другого грека, работавшего в ту пору на «Фоксе», познакомить ее с Минардосом. Так начался этот любовный роман.

В настоящее время Минардос, старый актер, ставший удачливым продюсером, не стремится делать себе рекламу, распространяясь о своей связи с Мэрилин Монро. Работая над книгой, я узнал о Минардосе из случайно оброненной фразы врача, который также знал Мэрилин. При нашей встрече он сказал, что в конце весны 1952 года у них с Мэрилин возник роман, продлившийся около семи месяцев. Затем они время от времени виделись до самой ее смерти. Знакомство завязалось еще до встречи Мэрилин с Ди Маджо.

«В то время я был совсем молодым щенком, — вспоминает Минардос, — а она была такой прелестной девушкой. Одной из самых красивых девушек, каких я когда-либо видел. Когда по утрам она просыпалась без грима, то была просто ослепительна. Она была умна, — вернее, обладала больше природной сметливостью, чем глубоким интеллектом, — такое чувственное дитя, и в то же время грязная подстилка. Но все же я любил ее. Я был очень молод».

Несмотря на «грязную подстилку», Минардос и Мэрилин стали близки. Они встречались либо в ее отеле, либо в его квартире на Уилширском бульваре. Иногда, приезжая на своем зеленом «Понтиаке», она заставала его за игрой в карты с кем-нибудь из приятелей. Двое молодых людей, в нижнем белье из-за нестерпимой летней жары, доигрывали партию, а Мэрилин ждала. Казалось, что она ничего не имела против.

Ясно, что Мэрилин больше не была существом, исполненным сексуального чувства, какой описывал ее первый муж Джим Дахерти. «Бывало, что высшей точки она так и не достигала, — говорит Минардос, — хотя очень старалась. Ее одолевали всевозможные проблемы психологического плана. Она была очень и очень несчастна».

В беседе Минардос заявил, что ничуть не сомневается в том, что Мэрилин постоянно использовала секс для достижения своих целей. При этом он упомянул имя Спироса Скураса, тогдашнего босса киностудии, который продвигал Мэрилин, пользуясь своим влиянием.

«Однажды вечером в ее отеле, — продолжает рассказ Минардос, — Мэрилин спросила меня: «Не будешь ли ты против оставить меня на часок? Между семью и восьмью у меня здесь назначено деловое свидание». Тогда мне показалось, что в том, как она это сказала, было что-то странное. Тогда я был молод и ревнив, и не привык спешить. Тут в дверь постучали, и послышался голос: «Дорогая, это я». Деваться мне было некуда. Я надел штаны и открыл дверь, за которой стоял Скурас. Он пришел в такую ярость, что прогнал меня со студии. Позже, когда мы с ним сошлись, он никогда не называл меня по имени, а только «приятель Мэрилин». Тогда и потом я ругал Мэрилин за то, что она делает. Частично успеха она добивалась неправедным путем — манипулируя людьми».