«По мере того как опускались сумерки, — заметил Белсер, — возраст звонивших в дверь гостей Мэрилин становился старше. Мэрилин попросила подходить к двери меня, и тогда началась настоящая потеха. Я ходил и открывал дверь Мэрилин Монро, отваживая от ее жилища всех этих взрослых оболтусов в одеждах привидений».
В последние недели 1953 года Мэрилин блеснула своим исчезновением, опять затеяв игру с прессой и студией. Она должна была начать сниматься в картине «Розовые колготки» (Pink Tights). Ее партнером в фильме должен был стать Фрэнк Синатра. Однако этого оказалось недостаточно, чтобы заставить ее работать. После Рождества, когда Ди Маджо подарил ей норковое пальто, Мэрилин дала о себе знать по телефону, объявив, что намерений выходить замуж у нее нет. Тем временем посыльный Ди Маджо прибыл в Лас-Вегас для подготовки брачной церемонии в местном отеле, но приготовления были отменены.
На другой день в Лос-Анджелесе за неявку Мэрилин на работу было объявлено о ее увольнении. Мэрилин, теперь хорошо знавшая силу своей власти, и пальцем не пошевелила, чтобы предпринять какие-либо действия. Она решила, что «Розовые колготки» совсем не то, что ей было нужно.
Только по прошествии года Мэрилин Монро согласилась поделиться воспоминаниями о том, что произошло дальше. «После всех этих многочисленных толков Джо и я наконец решили, что расстаться мы не можем, поэтому брак остается единственным решением... Однажды Джо сказал мне: «У тебя неприятности со студией, ты не работаешь, тогда почему бы нам не пожениться сейчас? По бейсбольным делам мне нужно съездить в Японию, эта поездка могла бы стать нашим свадебным путешествием».
Так мы и поженились».
Примечания
1. Презрительная кличка итальянца, испанца, португальца.
Глава 14
14 января 1954 года судья Сан-Франциско Чарльз Пиари был потревожен телефонным звонком во время обеда в Ассоциации адвокатов. Позвонил Рино Барзочинни, менеджер ресторана Джо Ди Маджо с Рыбацкой Пристани, и спросил, не мог бы судья прямо сейчас совершить церемонию бракосочетания. В муниципалитет Пиари приехал за несколько минут до прибытия Ди Маджо и его невесты. На Мэрилин был скромный костюм коричневого цвета с воротником из горностая. Жениха сопровождали Барзочинни, выступавший в роли шафера, и Фрэнк Лефти О'Доул, звезда бейсбола прошлых лет, который до войны помог Ди Маджо продвинуться в этом виде спорта. Друзья Мэрилин на церемонии бракосочетания не присутствовали. Позже Мэрилин скажет, что решение о замужестве было принято ею всего за два дня до этого.
Все это обернулось некоторыми затруднениями. На третьем этаже здания муниципалитета возникла неловкая заминка, так как главный письмоводитель вынужден был послать за машинисткой, чтобы заполнить разрешение на бракосочетание. Мэрилин это оказалось на руку — у нее появилось время для важных телефонных звонков.
Прежде чем отправиться на церемонию, она позвонила директору рекламного отдела на «Фоксе», коротко объявив ему о своем намерении. Теперь, поправ романтику последних минут незамужней жизни, она стремилась наладить прежнюю связь с прессой. Она попыталась дозвониться до Сиднея Сколски, но тот не снимал трубку. Правда, она сумела оставить сообщение для прославленной и невероятно могущественной Луэллы Парсонс. Потом она сама разыскала лос-анджелесского журналиста Кендиса Роклена и огорошила его известием в выражениях, которые он не забудет до самой смерти.
В муниципалитете вокруг Мэрилин поднялся невообразимый шум, когда Роклен спросил ее, что она думает по поводу предстоящего замужества. «Кендис, — прошептала она знакомым трепетным голоском, — я отсосала последний раз...»
Распространенная среди журналистов легенда гласит, что это выражение использовалось Мэрилин не единожды. Возможно, это и так, но Роклен, отдавший журналистской профессии много лет, утверждает, что за несколько минут до произнесения супружеского обещания Ди Маджо Мэрилин произнесла именно эту фразу. Конечно, Мэрилин хорошо знала, что слова эти не относятся к числу печатных.
Между тем на площади у здания муниципалитета собралось уже около пяти сотен человек. Когда судья открыл окно, чтобы дать доступ свежему воздуху, помещение утонуло в гуле толпы, доносившемся с улицы. В раскрытые створки то и дело норовили заглянуть репортеры. Наконец Ди Маджо воскликнул: «Ладно, давайте перейдем к делу», — и судья призвал толпу к тишине. Над площадью пронеслось послушное «ш-ш-ш».