Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро

Уинтерс, принимавшая участие в съемках другого фильма, проходивших поблизости, приехала на съемочную площадку, чтобы повидаться с Мэрилин. Вместе с сотней туристов, собравшихся поглазеть на работу киношников, она наблюдала за Мэрилин, стоявшей на плоту, привязанном к причалу. Съемки этого эпизода заняли практически весь день. «Мэрилин, — вспоминает Уинтерс, — делала то, что она обычно делает, когда находится в состоянии смятения. Она просто открыла рот и улыбалась всему, что попадалось ей на глаза. Преминджер начал грязно ругаться, смысл его слов сводился к тому, что она так бездарна, что ей следовало бы заниматься своей первой «профессией». Мэрилин ни разу не удостоила его взглядом; только ее улыбка стала более застывшей».

Когда съемка закончилась, Уинтерс помогла Мэрилин сойти на берег. Она заметила, что Мэрилин слегка поскользнулась. «Будь осторожна, — предупредила она Мэрилин, — иначе на этом скользком причале можешь сломать ногу». Это предупреждение послужило для Мэрилин подсказкой. Когда лимузин подъехал к отелю, она сказала Уинтерс: «Я не моту выйти. Я сломала ногу». Тут же вызвали сильных мужчин и пригласили врачей. Уинтерс дала Мэрилин перкордан, болеутоляющее средство, и двойную порцию водки. Потом она слушала, как звезда вела междугородный разговор с директором студии Даррилом Зануком. Она великодушно пообещала шефу, что, несмотря на «изрядную болезненность», постарается довести съемки до конца.

Уинтерс вспоминает: «Но мне не показалось, что она страдает от боли». Потом Мэрилин, Митчум и Уинтерс с удовольствием съели на обед омаров, как следует приправив их спиртным.

На другое утро на частном самолете из Лос-Анджелеса прилетел целый отряд докторов. Поскольку на рентгеновском снимке перелом обнаружен не был, светила вежливо предположили, что, «вероятно», имело место растяжение. Мэрилин настаивала на том, чтобы наложили гипсовую повязку, утверждая, что не может передвигаться без костылей. После дорогостоящего простоя — с обряженной, как инвалид, Мэрилин и Преминджером, воплощавшим любезность, — съемки возобновились.

«Можно ее назвать глупой? Нет, моя молодая подружка Мэрилин была, как лиса, — говорит Шелли Уинтерс. — Тот вечер мы отметили в ночном клубе, в какой-то момент она собиралась уже подскочить, чтобы идти танцевать с Митчумом румбу. «Бога ради, Мэрилин! — сказала я ей. — Сядь! У тебя же сломана нога!» — «О, да. Я совсем забыла», — сказала она и со смехом уселась Митчуму на колени».

Проказница не только укротила Отто Преминджера, но и всполошила Ди Маджо. По словам Мориса Золотова, который брал у Мэрилин интервью год спустя или около того после описываемых событий, он позвонил ей в тот вечер, когда она затеяла свою мистификацию с травмой. Она плакала, и на другой день приехал Ди Маджо, привезя с собой своего доктора. Кроме него, Ди Маджо привел человека, давно ставшего его тенью, билетного маклера из Нью-Йорка Джорджа Солотэра. В канадской глухомани они смотрелись странноватой парочкой: Ди Маджо в спортивном костюме, вооруженный рыболовными снастями, и бредущий следом Солотэр в темных очках и фетровой шляпе.

На природе Ди Маджо всегда чувствовал себя свободнее, чем в сюрреалистической атмосфере Голливуда. С сигаретой в зубах он без толку толкался на площадке, иногда помогая съемочной группе да фотографируя Мэрилин. Иногда пара ходила ловить рыбу, беря с собой десятилетнего Томми Реттига, игравшего в фильме роль сына Митчума. Как-то мальчик признался Мэрилин, что, по словам его священника, ему не возбранялось работать с такой «женщиной, как вы», но только не общаться. Пораженная смыслом сказанного, Мэрилин изо всех сил старалась завоевать его расположение. Дети, похоже, все больше занимали ее ум.

Однажды вечером в поезде, специально нанятом для доставки участников съемок, гример Уайти Снайдер спросил Мэрилин: «Почему бы тебе не выйти замуж за этого даго1 и не наплодить кучу детей?»

«Может быть, так оно и будет», — отозвалась актриса.

В дни пребывания Ди Маджо на съемках пара как-то в выходные исчезла, дав повод для сплетен. Поговаривали, что влюбленные собираются тайно пожениться. Вскоре Мэрилин начала ездить в гости к Ди Маджо на Бич-стрит в Сан-Франциско. Этот дом он купил за 14000 долларов на заре своего успеха. Хозяйничала в нем его сестра Мария. Иногда влюбленная парочка вставала до рассвета и шла на рыбалку. Мэрилин упаковывалась в джинсы, кожаную куртку и шарф. Узнавали их редко. А когда все-таки узнавали, Ди Маджо сердито обещал репортерам «поколотить их». На просторе вольготной жизни в его доме Мэрилин испытывала редкостное для нее умиротворение.

День всех святых в тот год писатель Ли Белсер провел с новой, более спокойной Мэрилин. Она праздно ходила по квартире на Дохени-драйв, сокрушалась по поводу кошачьих криков, доносившихся с улицы, да время от времени выходила на звонки в дверь, подавая завернувшим в ее дом детям домашнее печенье и яблоки. Печенье испекла сестра Ди Маджо. Главным предметом их разговора был Джо.