Богиня в бегах

Глава 1 В которой Марго торжественно объявляет Полину дурой, а Полина находит платье цвета лондонского дождя

Полина всегда вставала чуть свет, вместе с мужем. Она не могла нежиться в кровати, слыша его шаги то на лестнице, то за стеной, то вовсе – крадущиеся – вокруг нее.

Вставала, надевая легкий шелковый халатик, теплые тапочки, и спускалась вниз. Пока Глеб плескался в душе, она убирала мягкие светлые кудри в хвостик и готовила кофе с яичницей и тосты. Завтракал Глеб плотно, чтобы хватило сил до обеда, поэтому Полина до румяной корочки обжаривала ветчину или бекон, старательно нарезала сыр и до блеска вымытые овощи, а себе сооружала салатик, добавляла ложечку оливкового масла и щепоть прованских трав или листики свежего базилика.

Солнце лилось сквозь высокие окна сплошным золотым потоком, на полу лежали легкие кружевные отпечатки теней от яблоневых веток.

Пять лет назад, когда Глеб привез ее сюда после больницы крепнуть и выздоравливать, она первым делом открыла все окна и впустила в дом душистое бело-розовое цветение яблонь, вишен и груш, густо растущих на участке в двадцать соток.

Со временем Глеб привел в порядок полузаброшенный сад: где-то заасфальтировал дорожки, где-то выкорчевал деревья и кустарники и покрыл землю безупречным газоном. От ворот до входа в дом проложил широкую дорогу, накрытую прозрачной пластиковой крышей.

Рабочие в один день установили сказочную деревянную избушку сауны, выкопали и декорировали прудик.

Опытные садовники соорудили альпийскую горку, прикрыли стены двух гаражей вьюнками.

Полина с грустью наблюдала, как тает на глазах волшебное цветение, похожее на белый крем кокосового пирожного. Словно кто-то невидимой ложкой загребает. То там прогалина, то там пролысина…

Глеб заметил, что Полина приуныла, и, приобняв ее, сказал:

– Поля, мечта так просто не дается. Ты хотела все это великолепие? Сауну, прудик, цветочки? Значит, придется обойтись без сада.

Полина поежилась. «Поля» – сто раз просила не называть ее этим именем, похожим на имя волнистого попугайчика. Но она уже поняла, что Глебу так удобно и менять свои привычки он не будет.

– Давай хотя бы возле дома деревья оставим, Глеб? – попросила она. – Чтобы просыпаться – а они в окна…

Глеб подумал и кивнул.

– Посмотрим на них. Если аварийных гнилушек нет – оставим.

– Спасибо.

Так Полина сохранила остатки старого сада. Прошло пять лет, и яблони цветут еще пышнее, словно в благодарность Полине за свое спасение.

Полина понимала эту благодарность, но не могла не поймать себя на корысти: если бы не будили в ней странные полузабытые чувства любви и радости эти легкие лепестки, ароматные, как фруктовое вино, она бы без сожаления рассталась с ними. И высадила здесь, например, туи.

Солнце лилось сплошным золотым потоком. Полина даже замурлыкала что-то, наслаждаясь майским теплом. Надкусила тост, проверила – хрустящий, – и выложила оставшиеся на тарелку, а следом – поджаренные яйца, ломтики бекона, кружочки помидоров, базилик, немного оливкового масла.

Последняя капелька кофе упала в белую фарфоровую чашку, когда Глеб появился на пороге кухни.

Завтракал он всегда в «натуральном», как сам это называл, виде – обмотав бедра полотенцем и еще мокрый после душа. Одеваться заранее побаивался, потому что ел неряшливо, влезая локтями в соусы, обсыпаясь крошками, роняя на колени то помидоры, то яичницу и обязательно проливая кофе на стол и на себя.

Полина привыкла и держала под рукой салфетки. Сама она завтракала позже – в одиннадцать часов, поэтому садилась с мужем за стол просто так, за компанию.

Это был ритуал, который соблюдался неукоснительно. После завтрака она завяжет ему узел галстука – еще один ритуал, поцелует на прощание и будет стоять на крыльце, пока его «мерседес», пятясь задом, выкатит из гаража и, наконец, исчезнет за воротами. После этого весь день принадлежит Полине – до позднего вечера.

Иногда, когда Глебу нужно задержаться по работе, Полина и ночует одна. Тогда она подолгу сидит в темноте спальни второго этажа, на огромной кровати, в белоснежных простынях и подушках, с бокалом вина в руке, и смотрит вниз, в чудесное хитросплетение черно-белой графики. Тени, углы, углы и тени. Привычный двор изменяется до неузнаваемости. Днем он цветущий, яркий, вылизанный до последнего камешка. А ночью – ух, холодный, геометрически-прекрасный… как стократно увеличенная снежинка на черном фоне.

Раньше такие ночи были редкостью, и Полина принимала их как подарок грустного одиночества, в котором она почему-то нуждалась. Теперь таких ночей стало слишком много, и Полина встревожилась, но как донести свою тревогу до Глеба, в какие слова ее облечь, не знала.

Поэтому ничего не менялось: утренние ритуалы оставались прежними, дни протекали все так же.

– Поля, – сказал Глеб, дожевывая последний тост и смахивая на пол крошки с широкой волосатой груди, – какие у тебя планы на день?

Он всегда задавал этот вопрос и днем несколько раз звонил, проверяя – делает ли она то, что задумала?