Богобоязненный

Сам низкорослый, он окружал себя людьми высокими; ходил в одеяниях из шкур диких зверей и мягкой кожи, рыжая борода, обрамляющая бледный треугольник кожи под нижней губой, пылала ярко, словно лисий мех. В повадках его было нечто звериное, он был постоянно начеку: то и дело вертел шеей туда-сюда, принюхивался — не почует ли запах врага. Но имелась в его облике и чисто человеческая, вовсе не звериная черта: светлые, спокойные, не моргающие и совершенно равнодушные, глаза. Глядя на него, Коб всякий раз недоумевал: почему он? Что в этом человеке заставляет его головорезов, многие из которых и крупнее, и сильнее его и, уж конечно, не менее жестоки, чем он, преданно служить ему, невзирая на невзгоды, которые им, его соратникам, приходилось переносить по его же милости. И почему они его боятся?

Почему Йотама боялись горожане, налогоплательщики, люди без роду и племени, все те, кто старался не нарываться, Коб понимал. Йотам был убийца. Однажды Коб слышал, как он, желая похвастаться, уронил фразу, от которой бросило в дрожь: «Даже мое дерьмо пропахло сожженными полями!» — и никто не усомнился, что так оно и есть. Что он нюхал свои экскременты, как зверь, а потом выдал сравнение, как человек.

Каждый раз, проходя через Клаггасдорф, Йотам оставлял после себя убитых и искалеченных людей; и каждый раз уводил с собой десятки мужчин, мальчиков и вдобавок нескольких женщин: мобилизованных, добровольцев и тех, кто шли за армией. И они уходили, иногда под звуки барабанов и флейт, иногда тихо, но оставшиеся всегда рыдали. Затем несколько месяцев город радовался миру или тому, что тогда сходило за мир. Но Амар Йотам возвращался, или против него восставала та или иная группа, и снова гибли люди. Торговля, даже самая простая, прекратилась, фермы были заброшены, люди богатые попрятали имущество и товары в надежных, по их разумению, местах, и там все это было позаброшено, разграблено мародерами, а то и сгнило.

И снова приходил в город злобный Амар, в коже и мехах, с лицом еще более мертвенно-бледным, чем прежде, а с ним армия разбойников и банда фаворитов, состав которой вечно менялся. Лишь одного из своей свиты он никогда не отдалял, не давал ему отставку, и это был Малахи, бывший друг Коба, якобы жертва Санни, главный гонитель и разоблачитель христоверов.

Из них двоих успеха достиг Малахи, он стал публичной фигурой, стал оратором — вроде тех, каких они когда-то изображали на берегу шумной реки. Кому, как не ему, Амар поручил ходить по городу и проповедовать его, Амара, слово, не прибегая ни к каким экивокам. Малахи, разговаривая с жителями Клаггасдорфа, никогда не упоминал ни о Санни, ни о том, что когда-то жил здесь: то ли забыл об этом, то ли не хотел об этом напоминать. Несколько раз Коб и Малахи встречались на улице, и Малахи смотрел не так на бывшего друга, как сквозь него, ничем не отличал его от других. Где бы Малахи не оказался — каждый город был для него равно чужим и знакомым. Малахи слишком далеко ушел от своего прошлого.

В то время, когда многие умерли или умирали от голода, Малахи растолстел, что также указывало на его успехи. Растолстел он скорее как мальчишка, не как мужчина: жир обложил его плечи и грудь и оттуда расползся, покрывая все его тело, словно плащ. Очень толстый, он казался ниже ростом, чем раньше, стал неповоротливым, двигался неуклюже, раздавшиеся ляжки при каждом шаге терлись друг о друга. Они походили на двух упрямцев, пытающихся разом протиснуться в одну дверь. Волосы и борода Малахи, как и прежде, были нечесаны, одежда стала еще более грязной и запущенной. В уголках глаз скапливалась желтая слизь, иногда она была свежая и влажная, иногда застарелая и твердая.

Но какая в нем была убежденность! Какая истовость! Теперь он не ожидал вести, а нес ее сам — пылко и страстно! Он не сомневался, не иронизировал, а призывал действовать, и немедля! Угрозы, которые он изрыгал, а он то и дело сыпал угрозами, предназначались единоверцам не реже, чем христоверам. Каждый, мужчина то или женщина, должен был докладывать людям Амара о любой кучке христоверов, где бы они ни скрывались, в отдаленной деревне или в лесной чаще; каждый обязан быть бдительным и предотвращать любую попытку христоверов выдать себя за наших единоверцев. Тем, кто не выполнит свой долг, не помогут никакие оправдания. И пусть никто не приходит к нему молить о жалости, пусть не отговаривается неведением. Пощады не будет! Что значит не знал? Бдительного богобоязненного не обмануть: он не может не заметить христовера или не опознать его. Они говорят и пахнут иначе и ведут себя тоже совсем по-другому. А он, Малахи, избран Богом и Амаром, и это наше счастье, что он правит нами, чтобы вести нас за собой и разоблачать наших врагов.