Богохульство

Без четверти восемь Уайман Форд вышел из домика с двумя спальнями и, вдыхая свежий вечерний воздух, приостановился во дворе. Во тьме желтели квадраты столовских окон. Спортивную площадку поливали оросителями. Сквозь шум водяных струй со стороны фактории доносилось фортепианное буги-вуги и приглушенный гул голосов. Кейт в воображении Форда так и осталась дерзкой студенткой последнего курса, любительницей поспорить и выкурить сигарету с марихуаной. Другой он не мог ее представить. Но она явно изменилась, и немало, раз уж стала помощницей руководителя самого важного научного эксперимента в истории физики.

Воображение, чего и следовало ожидать, перенесло его в те дни, когда они были вместе, и, как нередко случается, сосредоточилось на минутах былой близости. Форд поспешно запихнул воспоминания обратно – в тот уголок памяти, где они хранились все эти годы. Не с этого, строго сказал он себе, следует начинать расследование.

Обойдя спортивную площадку, Уайман приблизился к входу в бывшую факторию, мгновение помедлил и вошел внутрь. Из комнаты для отдыха, располагавшейся справа, лился яркий свет и звучала музыка. Форд вошел в нее. Ученые играли в карты и в шахматы, кто-то сидел с книгой в руке, кто-то – перед ноутбуком. Выглядели все куда более расслабленными и довольными.

Хазелиус играл на пианино. В последний раз пробежав по клавишам своими маленькими руками, он вскочил с табурета.

– Уайман! Привет, привет! Ужин готов.

Он пошел к Форду. Они встретились посередине зала, Хазелиус взял Уаймана за руку и повел его в столовую. Остальные последовали за ними.

В столовой тотчас привлекал к себе внимание большой деревянный стол, уставленный свечами, серебряной посудой и букетами из полевых цветов. В каменном камине горел огонь. Стены украшали ковры навахо. Сотканы в стиле Накай-Рок, тотчас определил Форд, взглянув на геометрические узоры. На столе стояли несколько уже откупоренных бутылок вина, из кухни тянуло жареным мясом.

Хазелиус взял на себя роль радушного хозяина: принялся рассаживать коллег, смеясь и отпуская шуточки. Форда он подтолкнул к месту посередине, рядом с худенькой блондинкой.

– Мелисса? Познакомься с Уайманом Фордом, антропологом. Это Мелисса Коркоран, наша специалистка по космологии.

Форд и Коркоран обменялись рукопожатиями. На ее плечах лежали волны густых волос, на вздернутом носу темнела россыпь веснушек. Мелисса была в рубашке, джинсах и расшитом бусинами индейском жилете – простом, но очень стильном. Она с любопытством взглянула на соседа сине-зелеными, как море, и тоже воспаленными от переутомления глазами.

Место с другой стороны было не занято.

– Пока ты не заболтала Уаймана, – сказал Хазелиус, обращаясь к Коркоран, – позволь я представлю ему остальных, с кем он еще не знаком.

– Да, конечно.

– Это Жюли Тибодо, наша специалистка по квантовой электродинамике, – произнес Хазелиус.

Женщина, что сидела напротив Форда, поприветствовала его кратким «здравствуй» и продолжила ворчливый монолог, глядя на светловолосого, похожего на лепрекона соседа. Выглядела Тибодо, как типичная женщина-ученый: неказистая, с короткими неухоженными волосами и в поношенном лабораторном халате. Невзрачную картину дополнял набор ручек в прозрачном клеенчатом кармашке. Форд прочел в досье, что она страдает недугом, называемым «пограничное личностное расстройство». Ему было любопытно узнать, как эта болезнь проявляется.

– А собеседник Жюли – Харлан Сен-Винсент, наш инженер-электрик. Когда «Изабелла» работает на полную мощность, сюда, благодаря Харлану, поступает девятьсот мегаватт электричества. Сущий Ниагарский водопад!

Сен-Винсент поднялся с места, перегнулся через стол и протянул Форду руку.

– Рад познакомиться, Уайман.

Когда он снова сел, Тибодо продолжила говорить – судя по всему, о некоем явлении, называемом конденсат Бозе-Эйнштейна.

– Вон тот господин в конце стола – Майкл Чеккини, специалист по физике элементарных частиц.

Со стула поднялся и протянул руку невысокий мрачный человек. Форд пожал ее, с любопытством и удивлением глядя в темно-серые безжизненные глаза Чеккини. Казалось, внутри он мертвый. Его вялое рукопожатие лишь усиливало это впечатление. Однако Чеккини уделял немало внимания своей наружности, будто в знак протеста собственному равнодушию ко всему прочему. Его рубашка была настолько белоснежная, что резала глаз, на брюках красовались идеально выглаженные «стрелки», блестящие волосы лежали безукоризненно, а пробор, казалось, был выровнен с помощью линейки. Даже руки он, судя по их виду, холил и лелеял. Светлые и нежные, они напоминали тщательно замешенное тесто, а ногти были обработаны пилкой и отполированы, как у модели. Форд чувствовал, что от Чеккини пахнет изысканным лосьоном после бритья. Однако внешний лоск не затмевал безысходности, которой он был пропитан.

Хазелиус, представив Форду всех, исчез на кухню. Ученые пустились что-то обсуждать, каждый со своим соседом.

Кейт так и не появлялась. Уайман уже начинал гадать, не произошло ли некое странное недоразумение.