Богохульство

– Готова поспорить, Кейт объясняет тебе, что такое теория струн. Послушать занятно, однако это чистой воды домыслы.

– Темная энергия, конечно, совсем другое дело, – с нотками сарказма парировала Кейт.

Форд мгновенно почувствовал, что его соседки недолюбливают друг друга.

– Темную энергию, – невозмутимо протянула Коркоран, – открыли экспериментально, путем наблюдений. А теория струн – это всего-навсего несколько уравнений. В ней невозможно ни что-либо просчитать, ни проверить. По сути, это не наука.

Волконский низко наклонился над столом, и в нос Форду ударила табачная вонь.

– Да хватит вам: темная энергия, струны! Кого они волновать? Лучше давайте спрошу, чем занимается антрополог.

Форд обрадовался, что Волконский невольно пришел ему на выручку.

– Обычно мы ездим в разные отдаленные места, поселяемся в каком-нибудь племени и задаем его представителям пропасть глупых вопросов.

– Ха-ха! – засмеялся Волконский. – Может, ты слышать и о том, что сюда, на нашу гору, собираются краснокожие? Надеюсь, они не затеяли устроить вечеринку со снятием скальпов? – Он издал индейский вопль и огляделся по сторонам, надеясь, что его выходку одобрят.

– Не вижу в этом ничего смешного, – ядовито заметила Коркоран.

– Да уймись ты, Мелисса, – внезапно озлобляясь, вскидывая голову и встряхивая патлами, огрызнулся Волконский. – И попросить без нотаций!

Коркоран повернулась к Форду.

– Иначе себя вести он не умеет. Докторскую защищал в каком-то там гадюшнике…

И тут распри, отметил Форд. Надо быть поосторожнее и побыстрее выяснить, кто как к кому относится.

Волконский объявил:

– По-моему, Мелисса очень уж охотно угостился сегодня вином. Впрочем, как обычно.

– Да, канешшна, – протяжно произнесла Коркоран, имитируя акцент Волконского. – Зато, в отличие от некоторых, я не глушу на ночь водку! Za vas! – Она подняла бокал и в два счета осушила его.

– Простите, что вмешиваюсь, – профессионально спокойным голосом произнес Иннс. – Но если кому-нибудь нужно прямо теперь излить чувства, я готов предложить…

Хазелиус взмахом руки велел ему умолкнуть и строго посмотрел на Коркоран и Волконского. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня. Петр откинулся на спинку стула. Форд заметил, что уголки его губ нервно подрагивают. Мелисса скрестила руки на груди.

Хазелиус выждал минуту и произнес:

– Мы все немного устали и отчаялись. – Его голос звучал тихо и довольно мягко. – Петр?

Волконский не ответил.

– Мелисса?

Лицо Коркоран пылало. Она лишь быстро кивнула на слова Хазелиуса.

– Просто возьмите и успокойтесь. – Непродолжительное молчание. – Ничего не принимайте близко к сердцу! – Молчание. – Простите друг друга и постарайтесь быть великодушными. – Молчание. – Ради нашего общего дела.

Говорил Хазелиус утешительно, гипнотизирующе-негромко, как дрессировщик, начавший работать с норовистой лошадью. Но если Иннс, предлагая свои услуги, как будто делал одолжение, Хазелиус ни на миг не оставлял чисто дружеского тона.

– Правильно, – воскликнул Иннс, врываясь в умиротворение, искусно созданное Хазелиусом, и разрушая его. – Совершенно верно! Настоятельно рекомендую воспользоваться этими советами. Мы можем подробнее поговорить о данных методах на нашем следующем групповом занятии. И, как я уже сказал, если у кого что наболело, я готов выслушать каждого.

Волконский так резко вскочил, что его стул с грохотом повалился на пол. Скомкав салфетку, он бросил ее на стол и проворчал:

– Пошли они, эти твоя беседы и групповые занятия! У меня море работа.

Он ушел, хлопнув дверью.

Опять воцарилось молчание. Его разбавил лишь шум перелистываемой страницы: Эдельштайн, покончив с ужином, достал «Поминки по Финнегану» и увлеченно читал.

Глава 8

Пастор-миссионер Расс Эдди вышел из трейлера, перекинул полотенце через костлявое плечо и замер посреди двора. Занималась волшебная заря. Восходящее солнце струило прозрачно-лимонный свет на песчаную долину, золотя сухие ветви мертвых тополей у небольшого дома-трейлера. Позади, у самого горизонта, высилась гигантом Ред Меса – громадная колонна красного огня под ясным утренним солнцем.

Пастор взглянул на небо, сложил руки перед грудью, склонил голову и произнес высоким громким голосом:

– Благодарю тебя, Господи, за новый день.

Посмаковав благодатную тишь, он отправился к насосу «Ред Джэкет», установленному тут же, во дворе, повесил полотенце на старый деревянный столбик ограды, поработал скрипучей насосной ручкой, и в оцинкованный таз набралась холодная вода. Расс зачерпнул ее сложенными чашкой ладонями, умылся, намочил кусок мыла, вспенил его, побрился, почистил зубы, снова ополоснул лицо, помыл руки и шею, схватил полотенце, энергично вытерся и изучил свое отражение в зеркале, висевшем на ржавом гвозде на другом заборном столбике. У пастора было маленькое невзрачное лицо, его волосы торчали в разные стороны короткими пучками. Он ненавидел свою заморышную наружность. Много лет назад врачи сказали его матери: у вашего сына «заторможенное развитие». Расс до сих пор не мог отделаться от мысли, что в своей физической слабости виноват только он сам.