Богохульство

В воскресенье вечером преподобный Дон Т. Спейтс осторожно, чтобы не помять брюки и итальянскую рубашку ручной работы, усадил свое тучное тело в кресло для макияжа. Под его тушей заскрипела и заскулила обивочная кожа. Он медленно опустил голову на подголовник. Ванда терпеливо ждала, держа наготове накидку.

– Сегодня сделай меня красавцем, Ванда, – сказал преподобный Дон Т. Спейтс, закрывая глаза. – Сегодня великое воскресенье. По-настоящему великое.

– Вы будете выглядеть на все сто, преподобный. – Ванда надела на него накидку и застегнула ее.

Успокоительно загремели флаконы, запорхали кисточки и зашептались щетки. Особое внимание следовало сосредоточить на пигментных пятнах и красноватой сетке сосудов на щеках и носу. Ванда, мастер своего дела, знала, что ее высоко ценят. А преподобный, несмотря на то что о нем болтали разную ерунду, был, по ее мнению, человеком порядочным и весьма симпатичным.

Лицо Спейтса она обработала быстро и успешно, над ушами же корпела с особым старанием, потому что без грима они словно бы пламенели и оттопыривались чуть более допустимого. Порой, когда преподобный стоял на сцене, освещенной сзади, его уши казались отлитыми из ярко-алого стекла. Дабы скрыть эту красноту, Ванда сначала покрывала их толстым слоем крема, на три тона темнее лица, а в самом конце густо напудривала. Лишь после этого уши смотрелись более или менее сносно.

Оглаживая и похлопывая физиономию клиента, Ванда поглядывала на монитор, подключенный к камере, которая была направлена на преподобного. Порой даже безупречный макияж на экране выглядел жутковато и неестественно, а преподобный должен был представать перед телезрителями в безукоризненном виде.

Ванда маскировала его подобным образом дважды в неделю: по воскресеньям, перед проповедью, которую передавали по телевидению, и по пятницам, перед съемками ток-шоу на кабельном христианском канале.

Но, право же, преподобный был весьма славный человек.

Преподобный Дон Т. Спейтс успокоился и расслабился в умелых и ласковых руках Ванды. Годик выдался не из легких. Враги так и норовили отравить ему жизнь: нещадно поливали его грязью, коверкали всякое его слово. Стараниями атеистов-левых даже его проповеди подвергались гнусным нападкам. Ужасно, когда духовное лицо должно страдать лишь потому, что говорит святую правду. Да, конечно, однажды с ним приключилась маленькая неприятность – в мотеле, с двумя проститутками. Вруны-безбожники чуть не сошли с ума от радости. Но ведь плоть слаба, об этом не раз говорит даже Библия. В глазах Иисуса мы все безнадежные грешники. За свой проступок Спейтс попросил прощения, Господь услышал его и помиловал. Лицемерные же и злобные люди прощают с трудом, если вообще на это способны.

– Теперь зубы, преподобный.

Спейтс открыл рот, и умелые руки Ванды нанесли на поверхность зубов специальную жидкость, благодаря которой на телеэкране они казались жемчужно-белыми, точно ворота в рай.

Потом Ванда принялась за его жесткие апельсиново-рыжие волосы, торчавшие в разные стороны, и вскоре они послушно улеглись в прическу, а благодаря специальному спрею и пудре стали более темными, благородно-рыжими.

– Руки, преподобный.

Спейтс вытащил из-под накидки веснушчатые кисти и положил их на маникюрный столик. Руки всегда волновали Спейтса больше всего прочего. Они должны были выглядеть идеально, ведь служили своего рода помощниками голоса. Плохо размазанный крем на пальце, который запросто могла обнаружить камера, грозил свести на нет все, что он старался передать людям.

На руки ушло пятнадцать минут. Ванда вычистила грязь из-под ногтей, отшлифовала их, удалила заусеницы и кутикулу, покрыла ногти прозрачным лаком и в последнюю очередь намазала руки кремом, благодаря которому они стали менее морщинистыми и такого же цвета, как лицо.

Еще один внимательный взгляд на монитор, пара последних нежных шлепков, и Ванда отошла на два шага в сторону.

– Готово, преподобный.

Она повернула к нему экран. Спейтс изучил свое изображение – лицо, глаза, уши, губы, зубы и руки.

– А что это за пятно на шее, а, Ванда? Ты не обратила на него внимания. Опять.

Прикосновение губки, взмах кисточки, и пятна как не бывало. Спейтс крякнул от удовольствия.

Ванда сняла с него накидку и вновь отошла. Помощник Спейтса, Чарлз, тотчас подскочил с пиджаком. Спейтс расставил руки, и Чарлз надел на него пиджак, одернул рукава, поправил лацканы, смахнул соринки и завязал галстук.

– А туфли, Чарлз?

Чарлз тут же нагнулся и на всякий случай провел бархаткой по туфлям Спейтса.

– Который час?

– Без шести восемь, преподобный.

Читать проповедь в воскресенье вечером – в так называемый телевизионный час пик – Спейтс решил много лет назад. Он назвал свою передачу «Время Господне». Все в голос предрекали ему провал, полагая, будто зрители предпочтут его проповеди передачи и занятия поинтереснее. Однако Спейтс не ошибся и до сих пор выступал в тот же день и в то же время.